Солдаты

Распрощавшись с Акимом и Уваровым, комдив пошел дальше по траншее,

останавливаясь чуть ли не у каждой стрелковой ячейки: генерал с самого утра

осматривал свою оборону.

Дивизия, которой командовал генерал Сизов, совсем недавно прибыла на

Донец, под Белгород, из-под Сталинграда и теперь вела усиленные земляные

работы. Подразделения основательно окапывались. Улицы в обеих деревнях, что

располагались возле реки, южнее Белгорода, были так изрыты, словно в них

проводили канализацию. Пехотинцы, как кроты, все глубже уходили в землю. Для

каждого солдата отводилась суточная норма земляных работ. Листовки-"молнии"

и "дивизионка" прославляли тех, кто эти нормы перевыполнял,-- точь-в-точь

как на большом строительстве. Саперы изощрялись в наилучшем оборудовании

блиндажей для дивизионного и полкового начальства, а ночью пропадали у

Донца, ставя мины и проволочные заграждения. На переднем крае возникали все

новые и новые полевые укрепления -- дзоты, бронеколпаки, бетонированные

пулеметные гнезда, эскарпы, контрэскарпы. Строительный пафос охватил всех.

Минометчики укрывались в балках да на глухих лесных полянах, артиллерийские

батареи -- на опушках рощ, противотанковые закапывались в боевых порядках

пехоты. На открытых местах были расставлены чуть-чуть замаскированные макеты

орудий -- для обмана немецких летчиков. От Шебекинского леса, где теперь

размещался штаб дивизии, к Донцу уже побежали через зелень лугов телефонные

шесты. Передний край полностью обозначился и принял свою привычную форму.

Запетляли свежие траншеи и окопы. Все обжито, все на месте, как положено в

обороне: ходы сообщения уже высветлены шинелями бойцов, на блиндажах -- по

два-три наката, за передним краем -- колючая проволока в три кола, вьются

паутиной вдоль реки МЗП -- малозаметные препятствия; чаще появляются в

окопах представители вышестоящих штабов, проводят лекции, беседы; и баня,

баня без конца, будто людей готовили к длительному и тяжелому походу, где

уже ни помыться, ни отдохнуть не удастся; а в командирских блиндажах

нехитрый фронтовой уют -- скрипучий, заигранный и затасканный патефон с

единственной пластинкой: голосом Шаляпина Козловский поет романс "Тишина".

Стрельба -- ленивая, редкая, словно берега притаились и чего-то ждут...

Уже темнело, но Аким продолжал наблюдать.

Яков ждал, когда тот устанет и передаст ему бинокль, но так и не

дождался. Вспомнил первую встречу с разведчиками, свое знакомство с ними и

почему-то улыбнулся.

2

А было это так... Уварова неожиданно откомандировали из саперного

батальона в распоряжение командира разведроты. Все шло, как положено по

уставу: Яков прежде всего представился лейтенанту Марченко, затем им занялся

старшина, и уж только после этого он направился в блиндаж, в котором обитала

небольшая группа разведчиков, выделенная для рейда в тыл неприятельских

войск.

В блиндаже было так накурено, что Яков не сразу различил, кто в нем

находится. Присмотревшись, он увидел пожилого бойца с добродушно-умным

лицом. Потеребив обвислые усы, разведчик стал пробираться к двери, навстречу

Уварову.

"Это, должно быть, и есть сержант Шахаев -- командир группы",-- пытался

отгадать Яков. Но тот, кого он принял за Шахаева, пробормотал:

-- Що ж, будем знакомы. Пинчук! -- и повернулся к друзьям, лежащим на

земляных нарах.-- Какого ж биса вы лежите? Подойдите до хлопця! Це ж наш

новый разведчик-подрывник. Вместо Вакуленка. Товарищ сержант!..

С нар сполз низкий, коренастый младший командир. Поняв, что это Шахаев,

Яков доложил:

-- Рядовой Уваров. Сапер. Прислан в ваше распоряжение.

-- Сержант Шахаев. Командир группы разведчиков,-- сказал коренастый и

застенчиво улыбнулся. Потом добавил: -- Вот и хорошо, что прибыли.

Знакомьтесь с бойцами.

Третий разведчик, должно быть, самый молодой -- больше двадцати не

дашь,-- белобрысый, с озорными, навыкате светлыми глазами, в трофейной

плащ-палатке, пятнистой, как шкура африканской саламандры, быстро сунул свою

шершавую ладонь в руку Уварова. Затем бросил на него оценивающий взгляд,

словно покупатель, толкнул упругим кулаком в грудь, торжествующе заключив:

"Наш!", оскалил крепкие зубы и, театрально изогнувшись, доложил:

-- Семен Ванин! Лихой разведчик, мастер ночного поиска. Десять раз

ходил за "языком" -- и все безрезультатно. В одиннадцатый -- чуть было свой

не оставил...

-- Не велика была б потеря,-- перебил четвертый, появляясь откуда-то из

темного угла. Высокий и тонкий, он пригнулся, чтобы не задеть потолок своей

головой, поправил очки на длинном с горбинкой носу.

-- Аким Ерофеенко. Будем знакомы. Откуда к нам? Какими судьбами?

Собственно, это я зря спрашиваю...

-- Зря, зря, Акимушка,-- в свою очередь перебил его Ванин.

Но Аким, не слушая его, продолжал:

-- Об этом поговорим потом. Присаживайтесь на нары, будьте как дома.

Ванин стоял рядом, щурился, следя за Акимом. Ему, по-видимому, хотелось

во что бы то ни стало развеселить Ерофеенко. Белые ресницы разведчика часто