"Смотри-ка, а его очень волнует эта тема, — подумал Ладвиг, отслеживая поведение монаха. — Напрягся весь, даже лоб капельками пота покрылся. А наш умник ничего не замечает".
— Ах, да. Но тут я вас вынужден огорчить. Это никакие не объекты. Мои наблюдения позволяют предположить, что мы имеем дело с природным явлением. Подобным гигантской шаровой молнии. В оптический прибор были хорошо видны светящиеся, словно разогретый в кузнечном горне металл, шары, чей размер сопоставим с повозкой для зерна. Не далее, как этой ночью я имел возможность изучать такое небесное явление. Ничего похожего на описанного в Священных книгах ангела я не увидел. Всё это глупые суеверия.
— Разумеется, профессор. — подтвердил монах. — Злые языки хотят поссорить Науку и Церковь, но вы вносите свой бесценный вклад в наше общее дело.
— Я рад, что мои исследования послужат делу просвещения. Хорошо, что я могу передать свои открытия такому человеку, как вы, отец Йохан.
"Успокоился чернорясник. Видимо услышал то, что хотел. Как эти люди обожают произносить разные заумные речи, а потом долго хвалить друг друга".
— Мне показалось забавным, что в фольклоре встречаются упоминания о том, чему в реальности мы подтверждения не находим, — продолжил Фостинус. — В текстах некоторых народных песен, например, говорится о неком небесном теле, называемом "Луна". Авторы текстов считали, что этот объект достаточно яркий, чтобы в ночное время суток освещать небо! Вы где-нибудь видели подобное? Вот и я не видел. Всякую нелепицу у нас зовут "народной мудростью" и считают абсолютно неоспоримой! Попробуйте поставить под сомнение какую-нибудь дурацкую поговорку и вас обязательно обзовут невеждой!
Монаху стоило большого труда сдержать словесный поток, извергаемый учёным на уши следователей. Это оказалось не просто. Представителю архиепископа пришлось долго кивать и поддакивать, прежде чем он ловко использовал паузу, чтобы остановить нескончаемый монолог Фостинуса:
— Профессор, а сколько писем вы хотите отправить в университет Остгренца?
Потеряв направление мысли, учёный ошеломлённо замер, как внезапно разбуженный посреди судебного заседания шеффен, и рассеянно пробормотал:
— Да, я подготовлю… конечно…
— За день до своего отъезда я обязательно зайду к вам, профессор!, — заверил его брат Йохан, прощаясь со светилом Энгельбрукской науки. — Чтобы засвидетельствовать своё почтение и взять письма для ваших университетских друзей.
— Сколько у вас есть свидетелей, что это за люди?, — спросил монах, как только они вышли из здания библиотеки.
Ладвиг был готов к этому вопросу и, не раздумывая, ответил:
— Их двое. Есть ещё ребёнок. Маленькая девочка…
— Ребёнка впутывать не будем. — остановил сержанта брат Йохан. — Надеюсь, у вас хватило ума не допрашивать её?
— Она бы и так ничего не сказала. Стражники сказали, что девочка очень испугалась и теперь молчит, как немая.
— Ещё бы, — задумчиво пробормотал монах. — Такое увидеть…
— Да. — на всякий случай согласился Ладвиг. — Мать погибла на её глазах.
— Тем более. Так что там со свидетелями?
— Один из них был в состоянии опьянения и до сих пор продолжает пить. Другой свидетель — пожилая женщина со слабым зрением. Смерть дочери стала для неё тяжёлым потрясением. Аптекарь дал ей успокаивающих настоек, чтобы она могла прийти в себя. Мне сказали, что женщина проспит до середины дня.
— Ручаюсь, что никто и не подумал пригласить к ней священника. — укоризненным тоном произнёс брат Йохан. — Человеку в таком состоянии необходима поддержка служителя Богов. Пойдёмте, брат Ладвиг. Телесными недугами пусть занимается аптекарь. Необходимо облегчить её душевные страдания. Это мой долг вне зависимости от того, сможет она что-нибудь рассказать, или нет.
"Странный чернорясник. Сейчас он ведёт себя как обычный монах. Ну, может быть ханжеских ноток в голосе поменьше. Перед ратманом немного важничал, а вот на меня произвести впечатление не пытается".
Народ уже успел смести дармовое угощение и выпивку, расставленные на больших столах по периметру площади. Стремясь продлить ощущение праздника, горожане потянулись прочь из центра к расположенным на окраинах дешёвым питейным заведениям. Близлежащие улицы заполонили толпы людей, отрезав следователей от самого удобного маршрута. Быстро прикинув кратчайший путь, Ладвиг повёл брата Йохана к Южным воротам узкой кривой улочкой, пролегавший через самый грязный и неухоженный район города.
Рассказывали, что когда-то место было выделено для проживания отставных увечных солдат из армии герцога, отстоявших город во время страшных междоусобиц. Они организовали что-то вроде Цеха нищих и вполне официально собирали милостыню в специально отведённых для этого местах. Помнившие их доблесть горожане не жалели бросить покалеченному ветерану мелкую монету. В квартале всегда поддерживалась чистота и образцовый порядок, будто в армейской казарме. В народе это место уважительно звали "лазаретом". Но времена меняются.