Союз нерушимый…

После нескольких глубоких вдохов в голове прояснилось. Отбросив тело Унгерна, я неуклюже поднялся и посмотрел вдаль. Платонова оказалась шустрой: пригибаясь, добежала почти до самого выхода. Я выругался сквозь крепко сжатые зубы: очень скоро сюда ворвутся серьёзные ребята из охраны – и мне придётся худо. Решение пришло мгновенно: подобрав автомат и обрез, я во всю прыть помчался к «Швее», изо всех сил надеясь на то, что успею, но просчитался: из открытых ворот в лабораторию ворвался крик: «…ейте его! Сейчас же!»

Сапоги скользили и лязгали. Я передвигался большими прыжками, на ходу срывая с лица опостылевшую маску, и когда достиг, наконец, «Швеи», звуки выстрелов эхом пронеслись по лаборатории, а по броне забарабанили первые пули. Высунув автоматный ствол из укрытия, я оказал нападавшим ответную любезность: хотел заставить их пригнуться, но не получилось. Гвардейцы своё дело знали крепко и сами прижимали меня шквальным пулемётным огнём. На моих глазах пуля звякнула по лицу одной из женщин, сорвав кусок плоти и скальпа. В прорехе показался армированный металлический череп.

Я откинул лёгкий, словно игрушечный, боковой люк, залез внутрь, плюхнувшись на жёсткое сиденье мехвода, и задраил всё, что только можно. Затаив дыхание, взглянул на датчик топлива и радостно вскрикнул: бак не был пуст.

– Повоюем! – я демонически расхохотался, чувствуя себя героем какого-то старого боевика.

Подержав несколько секунд кнопку маслозакачиваюшего насоса и доведя давление до нужного уровня, я вдавил кнопку стартера. Двигатель взревел и чуть было снова не заглох, отчего мои внутренности скрутил спазмом страх.

– Дава-ай! Давай, родная, заводись! – умолял я, и, похоже, старая САУ послушалась: мотор заработал ровно и чисто. По броне стучали тяжёлые пули, и это было похоже на один из тех случаев, когда моя машина попадала под сильный град.

Положив ладони на рычаги, я потянул их на себя, и самоходка, дёрнувшись, лихо сорвалась с места, взрывая гусеницами идеально ровное и стерильно-белоснежное покрытие пола. Прятавшиеся за перевёрнутыми столами гвардейцы такого поворота событий явно не ждали и отступили: я смотрел в визор на их помеченные серым фигуры, разбегавшиеся от моей машины, и орал во весь голос: «Броня крепка, и танки наши быстры!»

Велико было искушение напугать их чем-нибудь более весомым, и я, пошарив по приборной панели, нажал кнопку активации курсового пулемёта, но не судьба – оружие не отозвалось, выдав на небольшом экранчике зелёную надпись: «Устройство не найдено. Обратитесь к администратору».

Гвардейцы успели покинуть зал, и двери начали закрываться, угрожая заблокировать меня здесь до тех пор, пока «лебедевцы» не найдут средство против сумасшедшего на самоходке.

Поддавшись панике, я дёрнул рычаги с такой силой, что слегка погнул. САУ катилась вперёд, одинаково равнодушно пережёвывая металл, стекло, электронику и документы. В кабине же это было незаметно – ни единой тряски и вздрагивания, я подскочил, лишь когда под гусеницами скрылся здоровый манипулятор, на котором кто-то оставил висеть белый халат. Я врезался в ворота, как клин рыцарей-тевтонцев в ряды русской лёгкой пехоты на Чудском озере.

Удар, из-за которого я едва не встретился с листом лобовой брони, яростный скрежет – и тяжёлые створки рухнули, прихватив с собой кусок стены, под которым оказались погребены невезучие гвардейцы. Взметнувшаяся в воздух серая бетонная пыль обволакивала всё вокруг, по броне снова застучали выстрелы, а я промчался через длинный белый коридор… Стоп!

Слишком поздно я вспомнил, что за дверью находится лифт, и поплатился за это. Ужас пронзил всё тело так, словно меня насадили на копьё. Я выругался и постарался затормозить, но поздно: многотонная махина смяла хлипкую кирпичную кладку, двери шахты – и ахнулась вниз, увлекая за собой матерящегося меня. Это столкновение запомнится мне надолго: казалось, что содрогнулся каждый атом в теле. Я изо всех сил приложился головой о лобовую броню и грудью о рычаги. Судя по острой боли в рёбрах, дела были плохи – панцирь сержанта и армирование костей не помогли: я что-то себе сломал.

Машина простояла на месте ровно секунду и с оглушительным хрустом снова провалилась. Здание было крепким, но перекрытия всё равно не держали такую махину, поэтому я падал – этаж за этажом, удар за ударом. Меня болтало внутри, как вишенку в колбе бармена: если бы не бронежилет с прочными пластинами, моему позвоночнику и рёбрам сразу же пришёл бы конец. Но броня, к несчастью, не защищала всю мою тушку: все выступающие части нещадно бились, стукались и ломались. Попытки ухватиться хоть за что-нибудь неизменно заканчивались неудачей и новой болью – острой, чудовищной, невообразимой. Тело превратилось в котлету.

Наконец, самоходка остановилась. Я лежал грудью на рычагах и не мог даже простонать. Вдохнуть тоже не получалось: воздух входил с хрипом, а выходил, принося с собой из лёгких солёную жижу характерного вкуса.

«Нельзя!» – твердил я сам себе. Перед глазами висела кровавая пелена.