Союз нерушимый…

Сердце бешено колотилось. Скрылся. Похоже, эти оперативники пришли расследовать то же дело, что и я. Быстро, однако же, они добрались до Унгерна, даже завидно. Только сейчас я в полной мере осознал, как важно иметь полный доступ ко всей базе Конторы: был бы я всё ещё сотрудником, уже допрашивал бы Унгерна и сверлил дырку для ордена.

Но, видимо, не судьба.

Оставалось лишь надеяться, что и в следующий раз я смогу опередить сотрудников КГБ и продолжить расследование.

17

Паранойя заставила меня двигаться партизанскими тропами: дворы, промзоны, районы, которые не успели восстановить. Я сделал огромный круг, стараясь держаться как можно дальше от оживлённых улиц, и добрался до дома уже затемно. Жители квартиры встретили недружелюбными взглядами, а местный бугор – всклокоченный мужчинка в синих офицерских трусах и майке-алкоголичке – поймал в тёмном душном коридоре, дохнул перегаром и предложил выпить за всё хорошее. Отказ его очень оскорбил, но мне было не до чужих чувств – и так хватило впечатлений.

Усевшись на скрипящей койке, я открыл бутылку кефира и приготовился откусить огромный кусок от свежего, ещё тёплого и хрустящего батона.

– Приятного аппетита.

– Какого?.. – я чуть пальцы себе не откусил. Вскочил и принялся озираться, как первобытный человек.

– Спокойно-спокойно. Это не шизофрения. Или шизофрения, как тебе больше нравится, – паршивец хохотнул. – Что, думал, раз выключил доступ к Сети из своей дурной башки, то я до тебя не достучусь? Напрасно, товарищ майор, напрасно.

– Чего ты хочешь? – кажется, я уже знал ответ, но он мне не нравился.

– Пришло время платить по счетам, – нарочито-пародийная хрипотца в голосе, очевидно, должна была привести к ассоциациям с плохими китчевыми фильмами.

– Ладно. Весь внимание, – я сел на кровать и всё-таки отгрыз от горбушки огромный кусок, запив его кислым кефиром, от которого сводило скулы.

– Есть машина. Старая-престарая «Победа». Она стоит в одном из гаражей-ракушек на севере. В багажнике машины – автомат, пистолет и где-то с десяток осколочных гранат.

– Мгм, – пробубнил я, пережёвывая.

– Ты что там, жрёшь, что ли? – возмущённо воскликнул голос. – А, неважно. Короче, твоя миссия заключается в том, чтобы ты поехал и обстрелял… Угадай!

– Дворец Советов? – спросил я, расправившись, наконец, с батоном.

– Хм. Твоя идея определённо лучше! Но нет. Я хочу, чтобы ты обстрелял здание на Лубянке. Хорошо так обстрелял. Качественно. И гранатами чтоб забросал.

– Если хочешь меня угробить, давай я просто застрелюсь из того замечательного пистолета в багажнике «Победы», и дело с концом, – предложил я, в два больших глотка осушая бутылку и ощущая, как чувство голода отступает.

– Нет-нет. Ты – ценный кадр. Никто тебя убивать не собирается. Именно поэтому мне самому очень важно, чтобы ты сбежал в целости и сохранности.

– Очень мило с твоей стороны. Но я этого делать не буду, – твёрдо сказал я. – Слишком большой риск. Обстрелять Контору и уйти живым: это что-то из области сказок.

– Не так давно ты сказку сделал былью, – возразил Голос. – Расслабься, я помогу. Мне в самом деле очень нужно, чтобы ты уцелел. Хотя бы в этот раз. Плюс вспомни, что Контора с тобой сделала. Считай это шикарной возможностью отомстить. Разве не чудесно?

– Нет, – отрезал я. – Не чудесно. Я жить хочу.

– Что ж, тогда, если ты забыл, давай освежим, – дурашливость и артистичность мгновенно пропали из голоса, я словно услышал другого человека, – фигурально выражаясь, твои мозги в моих руках. Мне достаточно одного… даже не движения, а мысли – и тебя смогут опознать только по татуировкам.

– У меня нет татуировок, – буркнул я, с сожалением признавая, что Голос прав и я полностью в его власти. Пока.

– Ну, значит, не опознают! – весело сказал негодяй в моей голове. – Диктую адрес, запоминай. И не расстраивай меня, а то накажу.

Я добрался до места назначения примерно через час. Послав к чертям конспирацию, я решил поехать на общественном транспорте: всё равно в это время он обычно забит пролетариатом, возвращающимся с работы. Однако подойти к выбору средства передвижения пришлось ответственно – я отправился не в метро-3, где на каждом шагу камеры, милиция и дружинники, а с трудом запихнулся в самый древний с виду автобус, где работали лишь жизненно важные для передвижения функции, да и те не всегда. Духота, теснота, усталость окружающих и надвинутая на глаза кепка были моими верными союзниками. Меня прижало к молоденькой девушке-студентке, которую такое соседство очень смущало и нервировало, а я благодарил вселенную за то, что это не какой-нибудь пропотевший работяга или пахучая старуха.

Дышать было решительно нечем, но все попытки открыть люк в потолке автобуса сопровождались верещанием невидимой мне тётки. Её голос напоминал тявканье мелкой-мелкой собачки – такой же мерзкий, пронзительный и вызывавший инстинктивное желание дать обладательнице пинка под зад.

Первая пересадка, потом ещё одна – и с каждой новой в автобусе становилось всё меньше народу: час пик заканчивался, жители Страны Советов возвращались домой к семьям и оседали у голубых экранов.