Союз нерушимый

Да и не до Марфина ему было. Вытащить из передней кабины зажатого там штурмана, орущего от боли в переломанных ногах, и предать его в руки медикам было делом одной минуты. А вот повозится со стрелком, пришлось изрядно. Фюзеляж от удара деформировался, а транспекс пулеметной башни оказался удивительно прочным. И не поддавался даже ударам молотка. Терять стрелка уже на земле, после всего пережитого, Сергей не собирался. Отпихнув суетящихся вокруг машины техников, он одним прыжком взлетел на фюзеляж и, ухватившись руками за закраины башни, рванул её со всей силы. Металл застонал и начал поддаваться. А ну ещё чуть-чуть! Ну же! И ведь поддалась! Со скрипом и стоном башня вылезла из шарнира и была отброшена в сторону. Ну, теперь проще. Хлопком расстегнуть привязные ремни. Аккуратно вытащить безвольно повисшего на руках стрелка. Передать его медикам. И бегом от самолета. А то уже запахло паленым. А бензина в баках оставалось еще прилично. Успели. Рвануло, когда все уже были далеко. Прощай СБэшка! Ты честно служила и погибла как настоящий боец, до конца выполнив свой долг.

«Вот теперь можно и отдохнуть» — последняя связная мысль и темнота.

Правда, очнулся быстро. И первым делом стал тормошить врача, как дела с его штурманом и стрелком. Успокоился только тогда, когда ему в доступной форме объяснили, что те живы, отправлены в госпиталь, что если он не перестанет приставать к занятым людям, ему вколют какую-нибудь гадость и он, наконец, займется тем, чем ему и положено — будет спать. Спать так, спать. Он это и без укола готов. Только улягусь поудобней.

Пришел в себя Родин только на следующий день. Лежал он даже не в лазарете, а в своей палатке. Раздетый, разутый и накрытый одеялом, заботливо подоткнутым по краям. А по палатке барабанил дождь. Дождь! Значит можно не торопиться. Повалятся еще немного. Редкое счастье на войне, да и на службе тоже. Не спеша вытащил руку из-под одеяла. Взглянул на наручные часы и удивленно присвистнул. Неслабо поспал! Уже двенадцать часов! И никто не будит и не орет в ухо — «Подъем»!

— Так, товарищ капитан, хватит валяться. А то тут такие чудеса творятся, а вы, уважаемый, даже и не догадываетесь об их причине.

Подстегнуть себя всегда полезно. Особенно, если выспался. Так что подъем, объявленный самому себе, прошел быстро и организованно. Как и положено в армии.

А на улице был дождь. Даже не дождь — ливень. Только на прорезиненный плащ и надежда. Но на плащ надейся, а ногами перебирай и пошустрее.

Вот так, по-шустрому, он и добрался до сборного здания столовой. Собранная из гофрированных листов дюраля, на высоком помосте из бруса, столовая, в такие вот дни нелетной погоды, служила и местом сбора всего летного состава. Не по уставу, как говорится, но удобно и уже давно вошло в привычку. Можно сказать, стало традицией. Досталось сие чудо инженерно-строительной мысли по наследству. От англичан. Удобство конструкции оценили по достоинству и перевозили с места на место, куда бы ни перебазировался полк по приказу неугомонного командования.

Как Сергей и рассчитывал, народу было полно. Народ шумел и гудел как потревоженный улей. Зато причина отсутствия побудки была ясна сразу. Полк снимался с боевых заданий и должен был приступить к приему новых машин и переучиванию. Давно пора! Машины выработали все мыслимые ресурсы и сроки. Техники с ног валились, пытаясь подготовить к полету как можно больше самолетов. Но с каждым днем все больше машин оставалось на земле.

Наконец кто-то заметил вошедшего и уже успевшего снять плащ Родина.

— Мужики! Медведь пришел! — радостно взревел голос откуда-то из глубины помещения.

— Геркулес!

— Качай его, ребята!

И ведь качнули бы, черти, если бы не сообразили вовремя, что потолок близко, а пробитая в нем дыра явно добавит сырости. Но вытерпеть дружеские тычки, похлопывание по плечам и объятия все же пришлось. Народ радовался искренне, да и Родин был рад видеть эти знакомые, давно уже ставшие родными лица. Почти год вместе — это много. А год на войне, даже официально, шел за три.

Неумеренные восторги по поводу «явления богатыря земли Русской» пришлось прервать самым радикальным способом. Ухватив двоих наиболее рьяных почитателей своего «таланта», под мышки, Родин шагнул к двери и под дружный смех остальных выставил их под дождь. Пускай охолонут немного. Правда минут через пять, сжалившись и поддавшись многочисленным просьбам, обратно их все же впустил. Мужики были промокшие до исподнего, смирные и тихие как мышки.