Сойка-говорун (СИ)

Вздыхаю, опираюсь спиной на стену. Какая теперь разница, прошлого не воротишь. Заново прокручиваю в голове слова Энобарии и чувствую легкое успокоение. Я финалист 74-х Голодных игр. Нет, я победитель! Катись к черту Капитолий, выиграла действительно я, а не Катон. Удивительно, сейчас при мысли о нем я лишь чувствую слабенький укол там, где должно быть сердце. Больше нет этой приятной дрожи, нет ничего.

Дверь снова открывается, и на пороге появляется Катон. Я смотрю на него. В голове все еще слышу голос Энобарии, но с каждой секундой ее мантра становится все тише и тише и совершенно затухает, когда Катон произносит «Мирта». Не так, как тогда, в первый раз, когда мы увиделись в смотровом зале, а так тихо и обреченно.

Совершенно забыв обо всем, я подбегаю к нему и крепко обнимаю, запоздало подумав, что, возможно, он уже проклинает тот день, когда меня встретил. Но почувствовав его объятия, я понимаю, что пора перестать сомневаться. Утыкаюсь носом ему в плечо и уже не сдерживаю слез. Он гладит меня по голове.

— Мирта, — он пытается посмотреть мне в лицо, а я только качаю головой: не хочу, чтобы он видел мои слезы. Тогда он целует меня в висок и тихо шепчет: — Все не так плохо. Самое главное, что ты жива. Обещаю, я тебя обязательно вытащу. В этот раз я тебя ни за что не оставлю.

— Угу, — все, что я могу ответить.

— Послушай, — он подцепляет мой подбородок пальцами, но я старательно избегаю его взгляда. Он заключает мое лицо в ладони. По старой приютской привычке слегка жмурюсь, ожидая пощечины за слезы, но Катон лишь смахивает слезу с моей щеки. — Да, «Черный волк» не самое приятное место на земле, но уж получше, чем арена. Ты сможешь выстоять, я в это верю.

— Энобария сравнила ее с приютом.

— Тут я ничего не могу добавить, — говорит Катон. — Тем лучше для тебя: ты-то знаешь, как себя вести в подобных учреждениях.

— Конечно, знаю.

— Покажи им, чего ты стоишь, Дагер, — эту фразу он произносил несколько раз на арене. Как же давно это было.

Катон осматривает меня с ног до головы и как-то странно улыбается.

— Я, конечно, не знаю, как выглядит тюремная роба, но подозреваю, что даже в ней ты будешь сногсшибательна.

— Что?.. — я отступаю от него на шаг.

— А что? Ты видела себя в зеркале? Репортеры в зале суда снимали только тебя, а некоторые присяжные очень прониклись твоей историей.

Я чувствую, как закипаю.

— Ты к чему это клонишь, а? Что если костюмчик хорошо сидит, то все: похрен что ты скажешь, главное, задницу подчеркнуть? А остальное не важно, да?!

Улыбка сползает с лица Катона.

— Мирта, да я не это имел в виду… Не злись так.

Я со стоном хватаюсь за голову.

— Да что же со мной такое происходит… — я отхожу к окну, опираюсь руками на подоконник. Голова раскалывается на части, как будто меня снова ударили, а таблеток, чтобы заглушить боль, нет.

Катон встает рядом со мной.

— Прости меня. Я просто хотел тебя как-то взбодрить. Лучше бы не пытался.

— Ты, конечно, нашел время говорить комплименты.

— Опять нам не удается нормально провести время. То Игры, то слежка, то… это.

— Еще будет время. Ведь будет? — с надеждой спрашиваю я.

— Обязательно, — твердо говорит он, проводя большим пальцем по моему браслету.

Тут я вспоминаю. Шепчу ему на ухо:

— Я тебя не выдала. Если что, вали все на меня.

— Не волнуйся за меня, я выкручусь.

— Плутарх Хевенсби точно в курсе всех дел. Если он будет с тобой говорить, будь осторожен. В случае чего, скажи, что я тебя соблазнила и поэтому ты со мной поделился информацией, — серьезным тоном говорю я. Катон улыбается.

— Ведь это почти не ложь.

Шутник нашелся.

— Ты покраснела, — с улыбкой произносит он.

— Это из-за слез.

— Ну да, ну да.

Мы оба смеемся. Заходит миротворец.

— Время, — строго говорит он.

Катон крепко обнимает меня.

— Помни о том, что я сказал, — быстро целует меня в щеку и следует за миротворцем. В дверях Катон чуть задерживается и быстро подмигивает мне.

Я подхожу к окну, пытаюсь переварить происходящее. Что ж, в тюрьму, так в тюрьму. Да, там убивают людей, но они сами виноваты. А меня убить не так-то просто. Может, там хоть кто-нибудь слышал обо мне, и это даст какое-то преимущество. Это немного успокаивает. Через минуту ко мне приходят конвоиры, выводят из здания к бронированной машине. Мне не объясняют, куда мы направляемся.

Едем долго, мотор шумит так, что я даже не могу понять, в городе мы или выехали куда-то за его пределы. Наконец, машина останавливается, и мне приказывают выйти. Передо мной пустырь, на котором расположился планолет, каких я еще не видела. Кажется, это самое бронированное средство для перевозки заключенных в мире. Он намного больше стандартных планолетов, полностью белый, иллюминаторов нет. На нем изображена огромная черная скалящаяся волчья голова.