Сойка-говорун (СИ)

До меня не сразу доходит смысл его слов. Я бросаю взгляд на шприц. Плутарх, заметив это, понижает голос до шепота.

— Вы забудете все, что было с вами в тюрьме. Об этом должны знать только те, кто находится там. Но, мне думается, вы не из болтливых, мисс Дагер.

Мужчина берет шприц и крутит им в воздухе.

— Верно, мистер Хевенсби. Не имею привычки болтать о всякой чепухе, — ровным голосом произношу я.

— Так и думал.

Плутарх опускает иглу в горшок с цветом и выдавливает все содержимое в землю.

— Вряд ли мы с вами увидимся вновь, мисс Дагер, а потому: удачи вам.

С этими слова мужчина прячет шприц в карман и быстро покидает комнату.

***

В последующие несколько дней меня никто не навещает, кроме врачей. С каждым днем, я чувствую как силы возвращаются ко мне. Меня кормят, вкалывают какие-то препараты, от которых я тут же вырубаюсь, а когда прихожу в себя, все начинается по новой.

После очередного пробуждения, вижу, что ремней, фиксирующих меня к кровати нет. Я недоверчиво поднимаю руки. Кожа слегка розоватая, ни одного изъяна. Я с замиранием сердца касаюсь рукой головы, по привычке сжав зубы, чтобы не вскрикнуть от боли. Не нащупав защищающей пластины, провожу обеими ладонями по голове. Ни вмятины, ни шрамов. Я едва сдерживаю подступающие слезы. Я и не надеялась, что когда-нибудь мой череп будет восстановлен. Зубы идеально гладкие, волосы шелковистые, татуировка с тюремным номером, как и шрам, на котором она была набита исчезли. На стуле обнаруживается мой костюм, в котором я была на Играх. Тот же самый, только постиранный и заштопанный.

Я быстро одеваюсь и обхожу стену в поисках прохода. Он открывается и я выхожу в ярко освещенный широкий коридор. После арены, состоящей из коридоров, мне становится неуютно. Но вот я вижу, как из дальнего конца коридора ко мне навстречу идет Цинна.

По всему коридору развешены камеры. Это меня удерживает, чтобы не броситься моему стилисту на шею. Я стараюсь придать своему лицу надменный вид и иду в Цинне.

— С возвращением, Мирта, — говорит он, когда мы встречаем.

— Спасибо, — говорю я, вложив в это слово всю свою благодарность и признание. Цинна улыбается и кивает в сторону моего левого плеча. Я опускаю голову и вижу, как на костюме ярко светятся красным цветом числа семьдесят четыре, а под ним восемьдесят три.

— Я же обещал, что так будет, — говорит стилист. — Пойдем.

— А встреча с ментором? Разве не сейчас?

— Чуть позже. Не беспокойся.

Мы поднимаемся на лифте на второй этаж и идем в мои апартаменты. Там нас встречают Октавия, Флавий и Вения. Они безумны рады меня видеть, впрочем, я тоже. Окруженная ими, я иду в душ. На скорую руку принимаю его и иду в комнату, где ассистенты начинают готовить меня ко встрече со зрителями и Цезарем Фликерманом. Троица болтает без умолку, через каждое слово восхищаясь мной. Они делают мне макияж, прическу, маникюр. В комнату входит Цинна и демонстрирует мне красное платье. Я одеваюсь и рассматриваю себя в зеркало. Платье едва прикрывает мои колени, через плечи проходят тонкие бретельки, вырез достаточно глубокий. Игры длились не так долго, чтобы я успела похудеть, так что скрывать тело или вычурно его приукрашивать смысла нет. Из украшений на мне лишь золотой браслет. Цинна поправляет мои волнистые волосы и удовлетворительно кивает.

— Мы пойдет за кулисы. Выходи через три минуты. Тебя встретят и проводят к сцене.

С этими словами, Цинна и ассистенты выходят. Я остаюсь в полнейшей тишине и про себя отсчитываю секунды. Я нервно хожу из угла в угол, время от времени, выглядываю в окно. Уже поздний вечер, но народу на улице тьма. Наконец, три минуты проходит, и я с волнением выхожу в зал. Там, опираясь плечом на стену, вальяжно стоит Катон. Он выглядит измученным, улыбка усталая, но глаза в глазах отражаются лукавые огоньки. Едва я подхожу к нему, как он крепко прижимает меня к себе и поднимает над полом. Я готова разрыдаться от счастья, но лишь сильнее сжимаю его пиджак. Парень легко целует меня в щеку и утыкается лбом в мой лоб.

— Хотел бы поцеловать тебя по-другому, но не хочу портить такую красоту перед интервью.

Мы хрипло смеемся. Я провожу пальцами по его щеке.

— Ты похудел.

— Я чуть с ума не сошел за эти дни.

— Ой, только не плачь.

— Мне уже нечем.

Я не хочу его отпускать, но нам нужно идти на сцену. Катон выпускает меня и тянет наружу. Мы спускаемся на несколько этажей вниз и проходим за кулисы. Цинна, Вения, Октавия и Флавий уже стоят там. Катон сообщает, что мы будем подниматься на сцену друг за другом: ассистенты, стилист, ментор, а потом победитель. Выход представляет собой подиум, огороженный от сцены занавесом. Я стою рядом с Катоном, крепко сжимая его руку. Вдруг, откуда-то сзади доносится цокот тонких каблуков. Я оборачиваюсь и вижу счастливую с улыбкой до ушей Лесли Штук.

— Мирти! Господи, Мирти, я так рада!

Она подбегает ко мне и заключает в объятия.

— Лесли! Боги, как же я рада тебя видеть.