Эрик стоял перед ней совершенно голый и думал, что чувствует себя на удивление раскованно. Даже не пытается втянуть живот.
Зубы Джеки блеснули в слабом свете, когда она стащила трусы, качнула ногой, и они упали на пол.
— Я не застенчивая, — тихо сказала она.
Соски у нее оказались светло-коричневые, она вся словно сияла в темноте. Под светлой кожей, как на мраморе, проступала сеть жилок. Из-за темных волос на лобке промежность казалась нежной.
Эрик взял ее за протянутую руку и поцеловал. Джеки отступила, наткнулась на стул и села. Он склонился к ней, снова поцеловал в губы, встал на колени и стал целовать ей грудь и живот. Осторожно сдвинул ее на край стула и развел ей бедра. Сложенная одежда упала на пол.
Джеки была уже влажной, и он ощутил ее вкус — теплого сахара. Ее ноги подрагивали, задевая его щеки, она задышала тяжелее.
Солонка упала со стола, описала дугу на полу.
Джеки держала его голову между ног и дышала, словно задыхалась. Стул неуклюже отъехал назад, и она соскользнула на пол, плавно и улыбаясь.
— Наверное, близость — не самое сильное мое место, — сказала она и неловко запрокинула голову на сиденье стула.
— Я всего лишь ученик, — прошептал Эрик.
Джеки перевернулась на живот и поползла под стол. Эрик обхватил ее ягодицы, когда она перекатилась на спину.
Джеки осторожно потянула его к себе, ниже, между своих бедер, услышала, как он стукнулся головой о стол, ощутила жар его кожи на своей.
Она вцепилась ему в спину и прерывисто дышала, когда он медленно скользнул в нее и замер.
— Не останавливайся, — прошептала она.
Сердце билось быстро, мысли-помехи наконец затихли. Джеки качнула бедрами, прижалась к нему, почувствовала шелковистое тепло своего лона.
Жесткий пол под спиной растворился, бедра напряглись, дрожа, и Эрик задвигался быстрее. Она сжала ягодицы и пальцы ног и тихо застонала ему в плечо, когда в ней запульсировал оргазм.
Эрик проснулся в темноте от тихих звуков фортепиано. Они были странно приглушенными, словно инструмент находился под землей. Сначала он подумал, это сон. Он вытянул руку, но не обнаружил Джеки. Лунный свет пробивался сквозь ткань штор, отбрасывал диковинные длинные тени. Вздрогнув от холода, он вылез из постели и вышел в коридор. Джеки, голая, сидела на винтовом табурете в гостиной. Чтобы приглушить звук, она накинула на пианино плотный чехол.
Сквозь темноту он видел ее мягко покачивающиеся, словно погруженные в воду, тело и руки. Босые ноги нажимали на латунные педали. Джеки сидела на краешке табурета, и он видел тонкую талию и затененную бороздку прямой спины.
—
Эрик был уверен — она знает, что он здесь; Джеки все же доиграла пьесу до конца и лишь тогда повернулась к нему.
— Соседи жаловались, — тихо сказала она, — но я должна разучить довольно сложную вещь к утренней свадьбе.
— В любом случае она звучит великолепно.
— Иди ложись, — прошептала она.
Эрик вернулся в постель; он засыпал, когда мысли свернули на Бьёрна Керна. Полиция все еще не знает, что та убитая женщина сидела, прижав руку к уху. Эрик почти проснулся при мысли, что он затруднил полицейское расследование.
Через час музыка стихла, и Джеки вернулась в спальню. На улице светало, когда Эрик наконец заснул.
Утром постель оказалась пустой. Эрик принял душ и оделся. Джеки и Мадлен были на кухне.
Эрик вышел к ним, налил чашку кофе. Мадлен завтракала хлопьями с молоком и малиной.
Джеки сказала, что скоро ей надо быть в церкви Адольфа-Фредрика — на репетиции свадьбы.
Как только она вышла переодеться, Мадлен положила ложку и перевела взгляд на Эрика.
— Мама сказала, что ты отнес меня в постель, — начала она.
— Она попросила меня помочь.
— У меня в комнате было темно? — Девочка смотрела на него бездонными глазами.
— Я ничего не сказал твоей маме… лучше, если ты сама ей скажешь.
Девочка помотала головой, из глаз потекли слезы.
— Это не так страшно, как ты думаешь, — подбодрил Эрик.
— Мама ужасно огорчится, — всхлипнула Мадлен.
— Все будет нормально.
— Не знаю, почему я все делаю наоборот, — расплакалась она.
— Вовсе не наоборот.
— Ну как же! Стереть ведь не получится. — Мадлен вытерла слезы со щек.
— Я творил вещи и похуже…
— Нет, — заплакала она.
— Мадде, ничего страшного не произошло… Слушай, мы можем… Давай покрасим стены у тебя в комнате?
— А получится?
— Да.
Мадлен посмотрела на него. Подбородок у девочки дрожал, она несколько раз икнула.
— Какой цвет ты хочешь?
— Голубой… голубой, как мамина ночная рубашка, — улыбнулась она.
— Светло-голубой?
— Вы о чем? — спросила Джеки.
Она стояла в дверях кухни, уже одетая — черная юбка и жакет, бледно-розовая блузка, круглые очки и розовая помада.
— Мадде думает, что пора перекрасить стены в детской, а я сказал, что с удовольствием помогу.
— Ладно, — сказала Джеки. На лице у нее было недоумение.
Глава 48