Соглядатай

Он снова поставил ее на место – во второй раз, потом в третий. Матиас последовательно перепробовал все три звездочки, но цепь не держалась – она соскакивала при первом же повороте колеса. В отчаянии он пошел дальше пешком, передвигаясь наполовину бегом, наполовину шагом, левой рукой держа чемоданчик, а правой толкая велосипед. Должно быть, где-то на тряской дороге у Лошадиного мыса в нем сломалась какая-то важная деталь.

Матиас уже начал решительно спускаться по склону к поселку, как вдруг подумал, что мог бы, наверное, съехать вниз и без помощи педалей. Он взобрался в седло и, сильно оттолкнувшись ногой, ринулся вперед. Рука, в которой был чемодан, для пущей верности опиралась на левую ручку руля.

Теперь важно было не задеть цепь, которую он осторожно поставил обратно на зубчатое колесо, – то есть не двигать ногами, – иначе цепь снова соскочит и запутается в заднем колесе. Дабы покрепче зафиксировать ее на звездочке, коммивояжер даже хотел привязать ее подобранной утром веревочкой, которую он начал искать в карманах куртки. Но, не найдя ее там, он вспомнил… Он вспомнил, что ее у него больше нет.

Впрочем, он без помех добрался до ровной части улицы неподалеку от развилки; ему пришлось затормозить, чтобы не сбить маленькую девочку, неосторожно переходившую дорогу прямо перед ним. Чтобы затем снова набрать скорость, он случайно крутанул разок педали… потом еще несколько раз. Механизм работал нормально. Даже совершенно исчез необычный скрежет.

Он услышал, как на другом конце поселка прогудела пароходная сирена: раз, другой, третий.

Он выехал на площадь слева от мэрии. Снова раздался резкий и протяжный гудок сирены.

На рекламной доске кинотеатра поменялась афиша. Матиас прислонил к ней велосипед и бросился внутрь кафе. Там никого не было: ни посетителей в зале, ни хозяина за стойкой. Он позвал. Никто не ответил.

Снаружи тоже не было видно никого. Матиас вспомнил, что хозяин вернул ему залоговые деньги. Сумма представляла собой…

Пароходная сирена издала долгий – несколько более басовитый – рев.

Коммивояжер вскочил на велосипед. Он оставит его в конце набережной – попросит кого-нибудь вернуть – вместе с деньгами за прокат. Но пока он несся по ухабистой мостовой, до изнеможения крутя педали, он успел подумать о том, что хозяин гаража так и не назвал ему цену. Вначале речь шла только о двухстах кронах залога, которые очевидно не соответствовали ни стоимости велосипеда, ни стоимости его проката на полдня.

Матиас не рискнул ехать на велосипеде по молу – такое там было нагромождение корзин и ящиков. На углу набережной он не увидел ни одного зеваки, которому можно было бы отдать деньги, так что он оставил велосипед у парапета и сразу же побежал к пристани.

Через несколько секунд он был уже на причальном спуске, где толпились десяток человек. Трап был убран. Пароходик медленно отчаливал от стенки.

На море теперь был прилив. Добрая часть склона – может, наполовину или на две трети – была покрыта водой. Ни подводные водоросли, ни даже зеленоватые мхи, от которых камни у подножия становились такими скользкими, уже не виднелись над водой.

Матиас посмотрел на узкий, незаметно увеличивающийся водный коридор между бортом корабля и скошенным ребром причала. Преодолеть его одним прыжком было невозможно, не столько из-за расстояния – которое было еще не слишком велико, – сколько из-за риска при приземлении: либо повиснув на планшире, либо прыгнув на палубу за ним в гущу пассажиров и их чемоданов. Наклон площадки для разбега, равно как и мешавшие Матиасу тяжелые ботики, куртка и чемодан в руке, еще больше затрудняли задачу.

Он взглянул на спины оставшихся на берегу и стоявших к нему вполоборота родственников, на профили их лиц, неподвижные и параллельно направленные взгляды – устремленные навстречу таким же взглядам стоящих на корабле. Прислонясь к одной из железных опор, поддерживающих угол верхней палубы, стояла девочка лет семи-восьми, которая с серьезным видом спокойно глядела на него широко раскрытыми глазами. Ему стало интересно, почему она так смотрит на него, однако образ ее заслонила другая фигура – это был корабельный матрос, которого коммивояжер как будто узнал. Без определенного намерения он сделал три шага вперед, в сторону подножия склона, и крикнул: «Эй, там!»

Из-за шума мотора моряк его не услышал. Стоявшие рядом с Матиасом на причальном спуске обернулись к нему – затем обернулись следующие, стоявшие дальше, потом еще более дальние.

Увидев, куда повернулись все головы, люди, стоявшие на палубе, тоже – с каким-то удивлением – посмотрели в эту сторону. Матрос поднял глаза и заметил Матиаса, который помахал ему рукой и снова закричал: «Эй, там!»