София: тернистый путь феи

— Если у меня появятся женихи, — вновь перебивает меня Элиза, — я буду загадывать им загадки, как та принцесса. Загадки будут такими сложными, что никто не сможет на мне жениться!

— Ты говоришь во множественном числе! Сначала должен появиться хотя бы один! — не могу удержаться от смеха, глядя на эту юную "принцессу", задравшую нос до самого неба.

Элиза спрыгивает с качелей и начинает собирать цветы — нежно-голубые незабудки, разбежавшиеся по всем уголкам сада.

Я занимаю освободившееся место и, слегка раскачиваясь, открываю книгу и начинаю читать.

"Принцесса не считала ни одно из сыновей королей соседних государств достойным себя…"

— Мадмуазель София, а качели вас выдержат? — спрашивает любопытная Лиза.

— Думаю, да. Я не такая уж и тяжелая!

— Да, конечно! Вы же девочка, а не тетенька! — хихикает она.

Вначале я не придала значения ее словам, решив, что моя ученица говорила о том, что я совсем худенькая. Но после, сидя вечером в своей комнате, я подумала, что у этой фразы может быть и другой смысл. Ведь слова, произнесенные Элизой, могли исходить от ее невидимых друзей. А они могли иметь в виду совсем другое, то, что восьмилетняя девочка явно не поймет. Я не замужем и… Все, хватит думать о глупостях! Завтра многоуважаемая бабушка приедет! Нужно выспаться и утром помочь хозяйке подготовиться к встрече гостей.

Приходит утро, рассветным лучом разделив мою комнату на две половины: одна пронизана светом, а во второй тени слились в единое темное пятно.

Я быстренько встаю и бегу завтракать, ведь многое еще нужно успеть. Ближе к обеду к замку подъезжает карета. Я вижу ее из окна библиотеки, куда я увела Элизу, чтобы у ее мамы была возможность отдать распоряжения по дому и спокойно встретить матушку.

— Бабушка приехала! Бабушка! — кричит Элиза и бежит к лестнице, и мне приходится ее догнать и взять за руку, чтобы девочка благополучно спустилась и не упала где-нибудь на ступенях.

Когда мы с Лизой заходим в холл, мадам Айрин уже разговаривает со своей матушкой. Это невысокая дама с седыми кучерявыми волосами в черном строгом платье, какое положено носить вдове. И кое-что сразу привлекает мое внимание: глаза! Карие глаза, совсем темные. Холодный, тяжелый взгляд.

— Ведьма! — понимаю я.

Вот в кого пошла Лиза. Дар, ни светлый, ни темный, не может появиться из ниоткуда. Чаще всего он наследуется…

Мы проходим в гостиную, а затем в обеденную. Бабушка рассказывает последние новости о своей жизни, о соседях, родственниках и знакомых. Мадам Айрин очень рада визиту матери и не отходит от нее ни на минуту. Элиза все время крутится рядом и верещит. Бабушка держится чуть высокомерно, и я замечаю, что причина тому вовсе не заносчивость. Причина тому — тоска по мужу, с которым она жила счастливо многие годы, но не так давно его не стало, и ей трудно оправиться от потери.

Пообщавшись с дочерью, она уделила немного внимания и мне — скромной гувернантке. Бабушка жаловалась на то, как много сейчас требуют от детей в пансионах, сколько книг им нужно прочесть и выучить… А малышка Элиза часто простужается, и ей трудно вдвойне. Я ее внимательно выслушала и со своей стороны обещала сделать все возможное, чтобы ее внучка получила достойное образование.

Не думаю, что матушка моей хозяйки специально использует свои силы во вред людям, но общаться с ней все равно трудновато. Я бы сказала, она тяжелый человек, но не такой плохой, как мадам Ивонн.

К моему большому облегчению, бабуля решила гостить здесь недолго и через два дня засобиралась в родовое имение. Все это время Элиза буквально летала по замку, громко крича и постоянно что-то напевая. Бабушку это довольно быстро утомило. Даже несмотря на то, что внучку она очень любит.

Когда карета бабули скрылась из виду, Лиза куда-то повела маму, а мы служанкой Симоной отправились в гостиную. Я обещала помочь Симоне прибраться, ведь в честь приезда бабушки мне дали три выходных, и свободного времени у меня хоть отбавляй.

— Как я устаю от гостей! — ворчит Симона. — Хоть и ненадолго приехала матушка нашей мадам, а сколько от нее беспокойства!

Я поддакиваю и помогаю убрать лишнюю посуду.

— Все-таки неприятный она человек! Тяжело рядом с ней! — продолжает жаловаться она, пока я складываю огромную, как заснеженное поле, скатерть.

— Да-да. — отвечаю ей, а сама думаю, как бы сменить тему, пока кто-нибудь, например, Герда, не подслушала наш разговор.

— И ведь прав, наверно, был старший сын хозяина. Ведьма она! — слова, как тяжелые камни, обрушиваются на меня.

— Старший сын? — мне всегда хотелось расспросить о нем, но я старалась не давать волю любопытству, чтобы не навлечь на себя беду в новом доме.