Содом и умора

Наш дом образует угол с высоким бетонным забором, отгораживающим приземистые зарешеченные строения — то ли склад похожий на тюрьму, то ли наоборот. В любом случае, за забором ничего не происходит. Ничто не мешает зарослям сирени, дикой яблоне и паре тополей, прячущих окна нашей квартиры от солнца, считать себя лоном природы. Пасторальную благодать не нарушают даже окрестные забулдыги. Они сидят с другой стороны дома, где светлее, ближе к дороге и ларьку с пивом.

Еще недавно я считал такой расклад везением. В летнюю пору, когда соседи разъезжаются кто-куда, мы можем хоть голышом разгуливать — и никто не подаст на нас в суд за аморальное поведение. На прошлой неделе, правда, Розочка ерепенилась. Марк решил подышать свежим воздухом, для чего забрался на дерево в одних плавках. Он называет их «купальными», а я — «порнографическими». На мой взгляд, тонюсенькая синтетическая полоска сзади и переливчатый мешочек спереди также предназначены для купания, как рыболовная сеть — для выходов в свет.

Завидев голого мужчину, Роза Вениаминовна закричала, будто надеялась, что он покусится на ее честь. Мне с большим трудом удалось успокоить соседку, проорав ей со своего первого этажа на ее второй лекцию о современных модных тенденциях. Я проинформировал старушку, что в нынешнем сезоне все настоящие мужчины мечтают о подобном туалете. И даже пообещал подарить запасной «мешочек с веревочкой» — для последующей передачи старичку, с которым она частенько распивает чаи и распевает песни военной молодости. Розочка, конечно, отказалась, но уже тот факт, что мы хотя бы теоретически можем презентовать столь дорогостоящую вещь, настроил ее на благодушный лад…

Я встал на четвереньки и, задрав покалеченную ступню так, чтобы она не касалась земли, начал прорываться сквозь кусты к подъезду. Ключа от него у меня нет (как собственно и от квартиры), но рядом с подъездом есть миленькая скамейка, на которой я могу поразмыслить над дальнейшими действиями вдали от дождевых червей.

Передвигаться таким манером было страшно неудобно. Кусты не желали отпускать на волю, впиваясь в бока и хлеща ветками по лицу. Покалеченная нога начала гореть и пухнуть, как хлеб в печке.

— Чтоб тебе провалиться! — в сердцах сказал я, обращаясь неизвестно кому.

— Тише, пожалуйста! — услышал я в ответ.

В полутора метрах от меня, под кустом сирени сидела девочка лет семи в розовом платье и с волосами, закрученными над ушами в бублики. Таких детей обычно рисуют в книжках про счастливое детство — румяных, большеглазых, с доверчивой улыбкой. Я помотал головой, отгоняя галлюцинацию. Но она никуда не испарилась. Только чумазый пальчик к губам приставила:

— Тише! — сказала галлюцинация.

— Ты что здесь делаешь?

— Известно что! Прячусь.

Я замолчал, не зная, что делать дальше. То ли мне дальше вспарывать в кусты, то ли кинуться к девочке-видению с мольбой о помощи?

— Дядя! Вы пьяный, да? — полюбопытствовала она.

— Нет, деточка, я не пьяный! — ласково сказал я.

— Тогда почему вы голый? — поинтересовалась незнакомка и, не дождавшись ответа, добавила. — А я знаю, кто вы!

«Идиот», — мысленно закончил фразу я.

— Вы сексуальный маньяк! — воскликнула девочка.

Наблюдательности, которую обнаружило дитя, можно было только позавидовать. Я в этом возрасте был уверен, что булки на деревьях растут, а девочка с волосами-бубликами уже делает взрослые выводы. Действительно, что еще может делать голый дядя в кустах?

— Меня Машуша зовут, а как ваша фамилия? — спросила девочка, разглядывая меня так, будто приметы запоминала: телосложение среднее, морда конопатая, на синей майке — дыра два на пять сантиметров.

— Волков, — честно сказал я, невольно робея под пронизывающим взглядом.

— Дядя Волк! — торжественно начала Машуша. — Так и быть, дядя Волк, если вы дадите мне пятьдесят долларов, то я никому про вас не расскажу.

Я оторопел.

Ну и молодежь пошла! Раньше мы были готовы протянуть руку помощи, в лучшем случае рассчитывая на похвальную грамоту от главной пионервожатой. Современные дети даром позволят разве что ноги протянуть.

— А если ты кому-нибудь обо мне расскажешь, то я дам тебе пять рублей, — предложил я разумный, на мой взгляд, компромисс.

Девочка скорчила презрительную гримаску, из чего следовало, что за такие деньги она даже в носу ковыряться не будет.

— Хорошо! — сдался я. — Десять, но за это твоя мама должна позвонить в «03» и вызвать скорую помощь.

— Я пошла, — сообщила Машуша, показывая, что торг здесь неуместен.

Она встала и похлопала себя по коленкам, отряхивая их от земли.

— Подожди-подожди! — зачастил я. — Давай договоримся на тридцать.

— Долларов? — уточнила Машуша.

— Рублей!

— Мой папа дает мне 40 долларов, если я получаю «четверку», — сказала девочка и укоризненно покачала головой: мол, как же вам, дядя, не стыдно, я для вас на такие жертвы иду, а вы даже тридцать баксов жалеете.

Я приуныл.