Содом и умора

— …Даже обратиться некуда, всюду взяточничество, коррупция… — толковала она. — Где это видано, чтобы сантехники приходили к честным гражданам и требовали денег на водку? Стоит пьяный, лыка не вяжет, а ему еще мало. Управы на него нет. Раньше хоть парткома боялись, а сейчас?! Такую страну развалили! Я помню каждый год ездила в Кисловодск в правительственный санаторий, а сейчас что?

— Что? — спросил Кирыч, едва поспевая за бойкой мыслью соседки.

— Кавказ, вот что! — воскликнула она, страдальчески заводя глаза к потолку, отчего рисованные полукружья бровей разошлись в стороны скобками. — Как ни включу телевизор, а там — Кавказ! В заложники людей захватывают, убивают зазря…

Остановить поток ее красноречия могла только ответная лавина.

— Роза Вениаминовна! — выпалил я. — Завтра у нас непростой день!

— …Где это видано, чтобы в самом центре Москвы разгуливали террористы с бомбами?.. — вопрошала Розочка, все еще волнуясь бровями.

— Вы знаете, Роза Вениаминовна, что завтра исполняется 92 года со дня Героя Советского Союза Кобякова, — напирал я.

— Ох! — наконец отреагировала соседка.

Ее брови вернулись на положенное место, что я расценил как знак к новой атаке.

— У родственника Кирилла Андреевича завтра день рождения и мы, принимая во внимание его — родственника — заслуги, решили отметить это событие подобающим образом, — заявил я.

Чем «И. Г. Кобяков, уроженец села Красная Слобода Суземского района» заслужил столь высокую награду, в Интернете не сообщалось, поэтому в случае возникновения вопросов мне приходилось полагаться лишь на собственную фантазию.

Конечно, персона, именем которой мы хотели выманить у Розочки флаг, была выбрана не очень подходящая. Но, да простит меня «И. Г. Кобяков», остальные выдающиеся люди, родившиеся 21 января, устроили бы Розочку еще меньше. Француз Кристиан Диор, например. Или испанец Пласидо Доминго. Не зная позицию Розочки в национальном вопросе, я отмел даже кандидатуру чувашского писателя и этнографа Григория Тимофеевича Тимофеева, куда уж тут знаменитому модельеру и не менее знаменитому певцу.

— …Но к нашему большому сожалению, — заливался я соловьем. — Мы не смогли найти красного флага — символа всех трудящихся, без которого наше мероприятие совершенно немыслимо…

— Поздравляю! — прочувствованно произнесла она, протягивая Кирычу руку.

— Спасибо! — ответил он, к моему удивлению сохраняя серьезность.

— Вы ведь согласны, Роза Вениаминовна, — толковал я, — что человеку, труд которого…

Тут надо было бы сказать что-нибудь о деятельности означенного Героя, но ничего подходящего в голову не приходило, поэтому я сказал то, что меня волновало больше всего.

— Дайте флаг. Пожалуйста. Всего на день. Мы его завтра вернем. Или послезавтра. Даже постираем, если хотите. А?

* * *

— Втроем мы не поместимся, — отрезал я, мстя Марку за отказ быть родственником Героя Советского Союза.

Он не захотел идти к Розочке, потому что «пожилых людей обманывать нехорошо». Поэтому мне пришлось уговаривать Кирыча, у которого по лицедейской науке был даже не «кол», а «ноль». Конечно, можно было и одному провернуть операцию, но без дружеской поддержки я вряд ли бы решился. В конце-концов, не для себя же одного стараюсь?

— Ты будешь спать у себя, — отчеканил я.

Марк надулся. «А еще друг называется», — говорил его вид.

Я был непреклонен, имея, впрочем, самые объективные основания. Кровать шириной в полтора метра с трудом вмещала нас двоих, а если улечься на нее втроем, то она вообще могла рухнуть. Кровать была еще не совсем старая, но очень дешевая. Кирыч купил ее еще в те времена, когда был строен и одинок.

Еще пару минут Марк глядел, как мы натягиваем розочкино полотнище на наше ложе, но поняв, что я не намерен менять своего решения, ушел к себе, громко хлопнув дверью.

Надо сказать, что красных трусов у Марка тоже не нашлось. Но выход из положения, который он придумал, был еще оригинальней нашего.

Наутро мы нашли Марка спящим на… целлофановом пакете. Красном, разумеется.

* * *

Очень хотелось бы сообщить, что с этого момента мы вдруг сделались такими счастливыми, что впору было бы сравнивать себя с небожителями, что шарахаются по горним сферам с чашей амброзии в одной руке и арфой в другой… Но, как вы понимаете, я рассказываю только правдивые истории, поэтому вынужден признать, что жизнь наша после эпопеи с красными трусами богоравной не стала. Впрочем, и хуже не сделалась, что, если поразмыслить, тоже достижение.

Вот только Розочка…

— В конце апреля встречаемся у меня, — заговорщическим тоном сказала она буквально позавчера, встретив меня на лестничной площадке.

— День рождения? — наугад спросил я.

— У Владимира Ильича Ленина! — раскрасневшись произнесла она.

ПОВЕЗЛО!

— Повезло. Могли ведь и убить, — глухо ответил Марк и попробовал улыбнуться.

Его губы были разбиты в кровь и улыбка получилась гротескная, словно у только что откушавшего вампира.

Мне было страшно. «Живите… пока», — сказал на прощание главный «пионер». Завтра они могут появиться опять. Хотя почему же «могут»? Они придут. Такие слов на ветер не бросают.

* * *