Содержанка

Глаза его были также обнажены, как и его тело. Темные, непостижимые, они были полны чувств. От обычного его спокойствия, которое она так любила, не осталось и следа. В нем как будто кипела битва. Его боги, наверное, смеялись над ним. И все же один уголок его рта пополз вверх в улыбке.

Она поняла, что этот образ ей не забыть никогда.

Когда Лида открыла глаза, Чан опирался на локоть и смотрел на нее. Ей вдруг показалось, что он наблюдал за ее снами.

— Привет, — сказала она, не поднимая головы.

Он поцеловал ее в лоб и в кончик носа, но удержался от поцелуя в губы. Она поняла, что теперь он готов говорить. За окном бесновался пронзительный ветер. Он бил в стекло и проникал в комнату через щели в раме. От этих звуков ей стало не по себе. Это был нехороший звук, звук, предвещающий недобрые перемены.

Он погладил ее по лицу.

— Ты готова слушать? — спросил он.

Сердце Лиды сжалось. — Да.

— Я нашел его.

— Йенса? — Да.

Лида онемела. Язык перестал ее слушаться, поэтому она молчала.

— Я побывал в тюрьме. Я осматривал его рабочую комнату. — Чан смотрел на нее черными внимательными глазами. — Я видел его. Я разговаривал с самим Йенсом Фриисом.

Ее затрясло.

— Не плачь, любимая моя.

— Расскажи, — прошептала она.

— С ним все хорошо. Он высокий и сильный.

— Как? — только и смогла произнести она.

— Я запросил разрешение для нашей делегации посетить тюрьму номер 1908. Конечно, русские сначала отказали. Их поразило то, что мне вообще известно о существовании этого места. Они переполошились и стали гадать, что еще могут знать наши китайские агенты.

Лида видела, что губы его двигаются, но ей приходилось прилагать усилия, чтобы слышать слова. В голове ее стоял слишком сильный шум. Чан Аньло погладил ее, немного успокоив разбегающиеся мысли.

— Я попросил руководителя нашей делегации Ли Миня сказать, что нас интересует не то, над чем работают там заключенные, а само устройство подобных заведений, где в одном месте для совместной работы собрано столько специалистов из самых разных областей знаний. И все равно нам отказали. — Он намотал себе на палец ее локон. — Тогда я напомнил им о нехватке продовольствия и об изобилии риса в Китае. — Глаза его на секунду удовлетворенно вспыхнули. — И они быстро все поняли.

— А что Йене?

— Его держат в хорошо укрепленном месте. Неприступном, я бы сказал. Трехэтажное здание с большими подвальными помещениями. Двор огорожен высокой стеной с тяжелыми железными воротами.

— А Йене?

— Он очень похож на тебя.

Горячие слезы скатились по ее щекам.

— Ты говорил с ним?

— Да. Но не с глазу на глаз. О тебе сказать я не мог.

Она закрыла глаза. Попыталась представить отца.

— Он стоял в одной шеренге с остальными, работающими над проектом. Как ты и говорила, — большим пальцем Чан провел по ее мокрым ресницам, — он один из лучших инженеров.

Она открыла глаза.

— Как он выглядел?

— Так, как ты его описывала. Высокий, сильный и — это обрадует тебя — не потерявший гордости. Все эти годы не сломили его. Дух викинга все еще жив в нем.

— О, Чан, спасибо.

Потом он какое-то время молчал, позволяя ей осмыслить его слова. Постепенно она уняла слезы, потом дрожь последний раз прошла по ее телу и затихла. Осталась только боль в груди, но с ней она могла смириться.

— Папа, — прошептала Лида так тихо, что слово это почти не потревожило воздух.

Она услышала отцовский смех, вспомнила ощущение, когда его бакенбарды щекотали ее ребра. Вдруг она выпрямила спину и окинула взглядом внимательное лицо Чана.

— О чем ты не рассказываешь мне?

— Ничего важного.

— Скажи правду, любимый. Я хочу услышать правду.

— Лида, будь терпеливой. Потерпи немного.

— Я не умею быть терпеливой. Я не могу терпеть. Расскажи все.

Чан встал с кровати.

— Что? — спросила она.

Он встал спиной к окну и посмотрел прямо ей в глаза.

— Человек, которого я видел сегодня, — твой отец, Лида. У него в глазах горит такой же огонь, он так же высоко держит голову и… — Чан на какое-то время замолчал, и Лида, теряясь в догадках, ждала продолжения. — И у него, так же как у тебя, открытый взгляд.

Лида молча опустила руки на голые бедра.

— Но, Лида, в лагерях человеку с таким уверенным и гордым характером приходится тяжелее всего. Его пытаются сломить в первую очередь, потому что он представляет собой угрозу всей системе.

Она кивнула.

— Ему всего лишь немного за сорок, но он поседел. Полностью. Волосы у него белые, как сибирские снега.

Она снова кивнула. Зубы ее сжались на языке, чтобы не вскрикнуть.

— У него кривой нос. От того, что был несколько раз сломан и неправильно сросся. У него не все зубы.

Боль у нее в груди стала острее.

— На руках у него страшные шрамы. После десяти с лишним лет в Сибири на лесоповале ему еще повезло, что у него вообще остались руки. И все же они должны по-прежнему прекрасно работать, иначе его бы не послали в Москву.

Она ничего не сказала, лишь подтянула колени под самый подбородок и обхватила ноги руками. Чан не торопился, давая ей время подумать, представить.

— Это все? — наконец спросила она.

— Этого недостаточно?

Она попыталась улыбнуться.

— Более чем достаточно.