Содержанка

Алексей приблизился к кровати, хоть такое доверие к незнакомому человеку показалось ему довольно странным. Он почувствовал запах простыней, увидел синие вены, проступающие под дряблой кожей у основания шеи. При ближайшем рассмотрении человек, обладавший столь внушительным голосом, оказался более хрупким, чем можно было ожидать. Седые пряди его были зачесаны назад. Открытое лицо, хоть и было мясистым, выглядело так, словно бы осело само в себя, провалилось под скулы и собралось вокруг темных глаз.

— Я еще не умираю, — резко бросил больной.

— Рад это слышать. Но вам лучше в этом убедить своих друзей за дверью, а не меня. Они вам там уже гроб строгают.

Мужчина захохотал так оглушительно, что даже погладил себя по груди через ночную рубашку, как будто его кольнуло что–то.

— Тебя как звать–то?

— Алексей Серов.

— Что ж, Алексей Серов, хоть ты и не похож на ангела–хранителя, но я благодарен Богу, что ты вчера очутился там, на улице, тем более что я дружков своих сам отпустил. — Тут он снова покривился. — Надо мне кончать по борделям шляться.

Алексей сел в кресло рядом с кроватью и улыбнулся.

— Просто наши пути пересеклись, вот и все. Я случайно оказался там в нужное время. Теперь вы в безопасности, среди своих людей. Так что выздоравливайте.

— Этим я и занимаюсь. — Он протянул руку Алексею. — Прими благодарность от Максима Вощинского.

Алексей пожал руку. Рука оказалась на удивление крепкой, и он почувствовал уважение к силе воли этого человека. Однако взгляд Серова привлекло мускулистое предплечье, которое ненадолго приоткрылось, когда рукав рубахи чуть–чуть задрался. От того, что Алексей увидел, у него похолодело в груди. Какой–то миг, не более. Вощинский почти сразу закрыл руку, но увиденного мельком Алексею было достаточно, чтобы понять: от этого человека лучше держаться как можно дальше.

Вощинский заплывшими глазами неторопливо осмотрел Алексея.

— Большинство таких оборванцев, как ты, Алексей (уж прости меня), спокойно прикарманили бы мои часы и бумажник и оставили бы замерзать на льду.

Алексей встал.

— Не все люди одинаковые, — сказал он и вежливо кивнул. — Но вам нужно отдохнуть. Не переутомляйтесь. Я очень рад, что вам значительно лучше. До свидания, товарищ Вощинский.

Он направился к двери. Ему хотелось побыстрее покинуть эту комнату, где на него смотрело столько застывших глаз, матово поблескивающих в неярком зимнем свете.

— Подожди.

Алексей остановился.

— Ты так куда–то спешишь?

— Что поделать, ничто в этой жизни не стоит на месте.

Седовласая голова снова качнулась, немного завалившись набок, как будто шея не выдерживала ее веса.

— Я знаю. — Уголки его губ снисходительно дрогнули и немного приподнялись. — Особенно когда ты молод. — Печаль старой листвой прошуршала в его словах, и пальцы невольно разжались и медленно легли на простыню, словно хотели вцепиться в Алексея. Или в жизнь. — Но я не готов к тому, что ты сейчас уйдешь.

— У вас тут и так друзей хватает.

— Да, это верно. Они — добрые друзья. Жаловаться не могу. Они делают то, что я им велю.

Дверь в комнату тихонько щелкнула, когда Алексей открыл ее. В коридоре на полированных половицах возвышались трое мужчин. При виде Серова они шагнули вперед. Им хотелось знать, о чем шла речь за закрытыми дверями. Но в этот миг, когда гость мог вернуться восвояси, обратно к блохам и к мыслям о том, что отца он, возможно, уже никогда не увидит, внутри у него что–то сдвинулось. Из–за своей заносчивости там, на мосту в Фелянке, он потерял все, что давало ему возможность освободить Иенса Фрииса. Поэтому теперь он не мог позволить себе просто так покинуть комнату с мертвыми птицами и больным человеком. На этот раз он должен проглотить свое высокомерие. Встать на колени. Рискнуть.

— Он отдыхает, — объявил Алексей, после чего шагнул обратно в спальню и мягко закрыл за собой дверь.

— Итак? — раздалось из кровати.

— Вы говорите, ваши друзья делают то, что вы им велите. Я спас вашу жизнь. За это они могут сделать кое–что для меня?

Вощинский нахмурился. Тяжелые брови его сомкнулись над переносицей. Алексей снова сел в кресло.

— Максим, — сказал он, — у вас много друзей.

Он поднял руку больного, прикоснулся к ползущим под кожей венам и сдвинул рукав ночной рубашки, обнажив предплечье. Там чернели еще две змеи. Они переплелись хвостами под корнем хрупкой голой березы. Глаза их горели красным огнем, в открытых пастях виднелись острые, как кинжалы, клыки. Под ними изысканными буквами с наклоном было начертано три имени: Алиса, Леонид, Степан.

— Хорошая татуировка, — заметил Алексей.

Вощинский любовно провел пальцем по стволу дерева.

— Моя Алиса. Мать моих сыновей, упокой Господь ее душу.

— Максим, нам нужно поговорить. О ворах.

Глаза больного сузились, голос внезапно огрубел.

— Что тебе известно о ворах?

— Что это московские преступные авторитеты.

— И что?

— И они делают себе татуировки.

35

В тусклом солнечном свете Лида стояла на ступенях храма Христа Спасителя. Мимо нее несла свои воды Москва–река. Лодки бились боками в ее расплавленном серебре, и Лида за то время, пока стояла, насчитала их двадцать две.