Содержанка

В комнате царило напряжение. Чан краем глаза заметил, что у его соседа по виску стекает капелька пота, и он не сомневался, что внимательные прищуренные глаза Мао тоже отметили это. Мао вырвал власть над армией из рук таких людей, как генерал Чжу (этот замкнутый человек тоже присутствовал на встрече, но почти все время просидел молча), благодаря своему уму и храбрости. Люди пошли за ним, потому что Мао, хоть и был когда–то школьным учителем и носил простую крестьянскую одежду, в совершенстве владел искусством управлять людьми и ситуациями. И самое главное — он умел побеждать. Чан напомнил себе, что ни в коем случае нельзя доверять тому впечатлению, которое производили простодушное лицо и грубый деревенский выговор Мао. Этот человек был далеко не дурак. Держать собственный народ в ужасе для него не составляло труда. «Власть, — как–то сказал он, — исходит из ствола винтовки». Чан даже старался дышать осторожно, чтобы не отвлечь этого великого человека от его мыслей.

— Чоу Энь–лай сообщает мне, — произнес Мао, делая ударение на слове «мне», — что наши бородатые соседи, русские, затеяли с нами двойную игру. С их стороны это неумно.

— Да, это подтверждает и наш юный друг, который сидит напротив меня, — вставил какой–то партийный чиновник с остроскулым лицом, которого Чан не узнал.

Люди получали и утрачивали расположение Мао так стремительно, что этому можно было не удивляться.

Мао внимательно выслушал доклад Чана о налете на поезд и захвате русских винтовок. Ему явно доставил удовольствие рассказ о том, как были перехвачены бумаги с тайными указаниями русских Чан Кайши. В обмен на оружие и золото лидер китайских националистов должен был блокировать несколько городов и крепостей и даже поддержать вторжение России в Маньчжурию.

— Скажи–ка мне, товарищ, — обратился к нему Мао, — а откуда ты узнал, что поезд вез помощь этой лысой гиене, Чан Кайши?

— Из своих агентурных источников.

— И что же это за источники?

Чан медленно вздохнул.

— Прошу меня извинить, но я не имею права раскрыть их. — Он прямо посмотрел в черные глаза Мао. Это было все равно что смотреть в глаза снежному барсу, с которым он как–то встретился в горах, ненасытному, безжалостному, не пропускающему ни одно живое существо без того, чтобы не оставить на его спине следы своих когтей. — В этом месте слишком много длинных языков. — Чан обвел жестом комнату. — Я не имею в виду этих уважаемых людей, я говорю о тех ушах, которые слушают нас снаружи, и о тех глазах, которые наблюдают за нами через потайные отверстия в стенах. Это невидимые предатели, которые работают за серебро Чан Кайши.

Лицо Мао посуровело, но он кивнул.

— Ты умнее, чем многие в твоем возрасте, товарищ, ибо ты прав. Где бы я ни был, везде одно и то же, меня всегда окружают люди, которым я не могу доверять. — Он отвернулся и постучал пальцами по лежавшим на краю кровати книгам, как будто на этом тема была исчерпана, но Чан почувствовал, какие флюиды пошли по комнате от этого разговора, он знал, что точка еще не поставлена. — Когда мы поймаем их, — сказал Мао так тихо, что двоим из присутствовавших пожилых людей пришлось податься вперед, чтобы расслышать его слова, — мы разберемся с этими предателями. Верно я говорю, Хань–ту?

Хань–ту, человек в военной форме, тут же широко улыбнулся и кивнул по–военному быстро, но ничего не сказал.

— Скажи ему, Хань–ту. Скажи нашему молодому товарищу, как мы поступаем с предателями, чтобы он мог и другим рассказать.

— Их ждет суровое наказание — смерть от тысячи порезов.

— Расскажи ему подробнее.

Хань–ту смотрел не на Чана, а на фигуру Будды у кровати. Он заговорил так, словно рассказывал, как разбирать на части какой–нибудь механизм:

— Предателя раздевают. Его привязывают за кисти рук «лодыжки к столбам, так, чтобы он стоял прямо, но не мог шевелиться. Он не может ни упасть, ни повернуться.

— А потом? — произнес Мао.

— Ножом орудует опытный мясник. Он делает тысячу надрезов на теле. Это медленная и мучительная смерть. Прежде чем изменник теряет сознание, эта вероломная змея рассказывает все, что знает: на кого он работает, кого он предал и какие тайны ему известны.

Но Мао этого было мало.

— Расскажи ему о предупреждении, о «коже ящерицы».

— Этот прием по силам только настоящему мастеру, товарищ командующий. — Хань–ту надул грудь, как голубь. — Мало кто может хорошо исполнить его.

В противоположной стороне комнаты сидел пожилой человек с печальным лицом. Он закашлялся, хрипло, как старый курильщик. Кожа у него была сухая, как пергамент, и желтоватый оттенок ее указывал на пристрастие к опиуму, но устремленные на Чана глаза горели. Лицо старика прорезали недовольные складки. Чана приняли в круг избранных через какой–то час после начала встречи, и юноша знал, что беседа будет еще долго продолжаться после того, как он уйдет. Имен других людей ему не назвали, но он чувствовал враждебность во многих устремленных на него взглядах, острых, как жало осы. Чан был молод. Ему благоволил Мао. Он был опасен.