Содержанка

Она не услышала его. Он прикоснулся к ее локтю и приподнялся, как видно собираясь сделать это самостоятельно, но, прежде чем он успел взяться за ручку, Лида достала из висевшей у нее на плече сумки два больших ярко–красных узла. Оба они были связаны из платков, и внутри каждого лежал для утяжеления какой–то груз.

— Послушайте–ка… — Человек в костюме начал терять терпение.

Она уже видела впереди, в нескольких сотнях метров от рельсов, группу работающих заключенных, их было всего четверо. Они копали землю лопатами, наверное, расчищали от камней дорогу. Лида сорвала с шеи красный платок, высунулась, насколько могла, из окна и отчаянно замахала этим ярким куском материи. Вперед–назад, вперед–назад, чтобы привлечь к себе внимание.

— Пожалуйста, — неслышно прошептала она, — поднимите глаза.

В лицо ей ударило облако копоти, вылетевшее из трубы локомотива. Фигуры стремительно приближались. Но никто из них не отрывал взгляда от лопаты. Неужели они не хотят видеть человеческих лиц в окнах вагонов? Может быть, свобода стала для них невыносимым зрелищем? Сто метров. Ближе к ним она не подберется никогда. Лида взяла один из платков с грузом, высунула руку в окно и запустила его вверх. Пока он ярко–красной птицей по дуге летел сквозь дрожащий воздух, она набрала полные легкие воздуха и издала долгий истошный крик. Никто из зэков не посмотрел в ее сторону.

Неужели они не слышат? Или слышат, но им все равно?

Красная птица приземлилась на край камня, отскочила от него и перепорхнула на открытую площадку, где наконец замерла рядом с пнем среди мертвых корней. Нет, нет, нет. Рот Л иды снова раскрылся, но на язык ее тут же налип пепел из трубы.

— Прекратите. — На этот раз заговорил мужчина, который спал, закрывшись кепкой. Он проснулся и теперь смотрел на нее со злостью. — То, что выделаете, противозаконно. Прекратите немедленно, или…

— Или что? — Молодой солдат, который спокойно сидел до этого рядом с Лидой и на которого она вряд ли даже хоть раз посмотрела, поднялся с места и встал радом с ней. — Или что? — повторил он.

Среди остальных солдат раздался смешок.

— Не связывайтесь с ним, товарищ, — предупредил кто–то. — Он наш лучший боксер.

Лида подняла второй узелок, собираясь бросить и его.

— Разрешите мне.

Солдат протянул сильную руку широкой ладонью вверх и замер с вежливой улыбкой на лице. Лида заметила, что его нос недавно был сломан, а синяк уже успел приобрести тускло–желтый оттенок. Лида колебалась не дольше одного поворота железных колес, потом вложила солдату в руку маленький сверток и села на свое место, открывая ему пространство. Он улыбнулся ей, бросил армейскую шапку на свое сиденье, просунул широкие плечи в окно, тщательно прицелился и с натужным вздохом изо всех сил метнул снаряд.

Красная точка взмыла в небо, как будто не собираясь падать. Лида следила за ней, не отрывая глаз. Все ее надежды были внутри этого связанного узлом платка. Он перелетел через камни, завис в воздухе и по красивой дуге пошел к земле. Упав, узелок даже не подпрыгнул, потому что приземлился прямо посредине широкого, искрящегося белизной пятна снега. Лида готова была расцеловать солдата, но всего лишь сказала:

— Спасибо. Огромное спасибо. — И благодарно улыбнулась.

Он зарделся и сел на место. Остальные солдаты зашумели, поддразнивая его, кто–то даже кукарекнул по–петушиному.

Человек в кепке сердито сдвинул брови, но ему хватило ума промолчать, в то время как тот, что был в костюме, привстал и принялся толчками закрывать окно, не обращая внимания на громогласный смех.

Наконец окно было закрыто.

Сердце Лиды неистово колотилось. Под стук колес, когда заключенные уже остались позади и потерялись из виду в ледяном ветре, она позволила себе вспомнить слова записки, вложенной в красный узел: «Я — дочь Йенса Фрииса. Если он здесь, передайте ему, что я приехала. Мне нужен знак».

Внутри обоих свертков лежало по пять блестящих серебряных монет.

15

Чан Аньло двигался сквозь темноту, словно дыхание тени. Невидимо и неслышно. Воздух в его легких был насыщен влагой. Крики лягушек заставляли ночь дрожать, так же как пальцы наложницы заставляют трепетать струны гуциня.

Деревня Чжуматон не спала, она была наполнена светом и звуком, выливающимися через окна и двери на улицы. Красная армия опустилась на нее, как саранча. Солдаты с бутылками в руках и в сопровождении девушек расхаживали из одного дома в другой, пытаясь не забыть, в каком именно им было предписано оставаться. Деревенские старшины вежливо им кланялись, плотно сложив перед собой руки, и направляли людей в помятой армейской форме в питейные дома и игорные комнаты, где их карманы могли похудеть на несколько юаней.