Глаза у Дороти расширились, в них появился интерес.
Морелли нашел стул и сел.
— Вы ведь не будете таить на меня зло, — обратился он к Норе.
Она проговорила с расстановкой:
— Это было забавно.
Он подозрительно посмотрел на нее.
— На поруки выпустили? — осведомился я.
— Ага, сегодня днем. — Он осторожно одной рукой потрогал лицо. — Вот откуда появляются новые синяки. Перед тем как выпустить, они мне еще здорово поддали.
Нора возмутилась:
— Это ужасно! Вы хотите сказать, что они действительно вас…
Я похлопал ее рукой.
— А чего еще можно было ожидать? — Нижняя губа у Морелли дрогнула — он, должно быть, презрительно улыбался. — Ничего, — когда два или три человека тебя бьют.
Нора повернулась ко мне.
— Ты делал такие вещи?
— Кто, я?
Подошел Стадси, неся стул.
— Разукрасили лицо, да? — произнес он, кивая на Морелли.
Мы подвинулись, и он сел; самодовольно улыбнулся Норе, взглянул на ее стакан.
— Вы лучше напитка в ваших барах на Парк-авеню не получите, а здесь вы платите полдоллара за порцию.
Нора слегка улыбнулась. Под столом она тронула меня ногой. Я спросил Морелли:
— Ты знал Джулию Вулф в Кливленде?
Он искоса посмотрел на Стадси, который отклонился на спинку стула, глядя вокруг себя и наблюдая, как растут его доходы.
— Когда она была Розой Стюарт, — добавил я.
Он посмотрел на Дороти.
Я успокоил:
— Не нужно тебе бояться. Это дочь Клайда Уайнента.
— Так это вы? Как ваш папа поживает?
— Но я не видела его с тех пор, как была маленькой девочкой.
Морелли смочил кончик сигареты и вложил ее между распухших губ.
— Я из Кливленда. — Он зажег спичку. Его глаза ничего не выражали, и он старался сохранять непроницаемый вид. — Она была Розой Стюарт один раз, а так — Нэнси Кейн. — Он снова посмотрел на Дороти. — Ваш отец знает это.
— Вы знаете моего отца?
— Говорил с ним однажды.
— О чем? — спросил я.
— О ней. — Спичка в его руке догорела до пальцев. Он бросил ее, зажег другую и прикурил. Посмотрел на меня, сморщив лоб. — Ничего, если я расскажу?
— Конечно. Здесь нет никого, кого бы ты мог опасаться.
— Ладно. Он сильно ревновал. Я хотел стукнуть его разок, но она не позволила мне. Я ничего не имел против: он был ее главным источником существования.
— Как давно это было?
— Шесть месяцев назад.
— Ты видел его с тех пор, как ее убили?
Он покачал головой.
— Я видел его только пару раз, и этот случай, о котором я сказал, был последний.
— Она обманывала его?
— Она не говорила. Думаю да.
— Почему?
— Она умная. Где-то деньги доставала. Однажды мне нужно было пять тысяч. — Он щелкнул пальцами. — Наличными дала.
Я решил не спрашивать, вернул ли он ей деньги.
— Может, он ей дал?
— Действительно, может.
— Ты об этом в полиции рассказал?
Он засмеялся презрительно.
— Они думали, что выбьют это из меня. Спроси, что они дума-об этом сейчас. Вы правильный человек. Я не… — он оборвал фразу, взял в руки сигарету, — мальчик с рожистым воспалением кожи. — Он и протянул руку с сигаретой прямо в ухо человека, за одним из столов, между которыми мы сидели, и все ближе к нам наклонявшегося.
Человек подпрыгнул и повернул бледное, вытянутое лицо к Морелли.
— Убери свое ухо, а то оно нам прямо в рюмки лезет!
Человек заговорил сбивчиво:
— Я нечаянно, Шеп, — и прижался животом к своему столу, Отодвигаясь от нас подальше, что, однако, не лишало его возможности слышать наш разговор.
— Ты всегда нечаянно. — Морелли повернулся ко мне. — Я хочу вам все рассказать. Она теперь мертвая, ей вреда не будет, но у Мулруни нет отчаянных ребят, которые могли бы выбить это из меня.
— Вот и отлично! — одобрил я. — Расскажи мне о ней. Где ты первый раз встретил ее; что делала она, перед тем как связаться с Уайнентом; где он ее нашел?
— Я должен выпить. — Он повернулся на своем стуле и по звал: — Эй, гарсон, который с мальчиком на спине!
Официант с небольшим горбом на спине, которого Стадси назвал Пнтом, протиснулся к нашему столу и приветливо улыбнулся Морелли.
— Что будешь пить?
Морелли громко цокнул. Мы сделали заказ, и официант ушел.
— Мы с Нэнси жили в одном доме, — начал Морелли свой рассказ. — У старика Кейна была кондитерская на углу. Она воровала у него для меня сигареты. — Он засмеялся. — Ее папаша один раз отколотил меня за то, что я показывал ей, как таскать монеты проволокой из телефонного автомата. Вы знаете, как это раньше делали. Боже мой, мы, вероятно, были тогда в третьем классе. — Он снова гортанно засмеялся. — Я хотел стащить кое-что из строящихся рядом домов, сложить у него в подвале и сказать Шульцу, полицейскому, чтобы отплатить ему, но она не позволила мне.
Нора предположила:
— С тобой, должно быть, намаялись.
— Да! — подтвердил он с гордостью. — Послушайте, например. Однажды, когда мне было не больше пяти лет или…
Его прервал женский голос:
— Я так и подумала, что это вы!
Обернувшись на голос, я увидел: это рыжеволосая Мариам обращалась ко мне. Я поздоровался с ней.
Она приставила руки к губам и мрачно смотрела на меня.
— Итак, для вас он слишком много знал.
— Возможно, но все, что знал, взял с собой, когда сбежал от нас с ботинками в руке по пожарной лестнице.
— Чушь!