Сочинения. В 2-х томах

Кто вы — лопарские пимы
На асфальтовой мостовой?
«Мы сосновые херувимы,
Слетели в камень и дымы
От синих озер и хвои.
Поведайте, добрые люди,
Жалея лесной народ, —
Здесь ли с главой на блюде,
Хлебая железный студень,
Иродова дщерь живет?
До нее мы в кошеле рысьем
Мирской гостинец несем:
Спаса рублевских писем,
Ему молился Анисим
Сорок лет в затворе лесном!
Чай, перед Светлым Спасом
Блудница не устоит,
Пожалует нас атласом,
Архангельским тарантасом,
Пузатым, как рыба кит!
Да еще мы ладили гостинец: —
Птицу-песню пером в зарю,
Чтобы русских высоких крылец,
Как околиц да позатылиц,
Не минуть и богатырю!
Чай, на песню Иродиада
Склонит милостиво сосцы,
Поднесет нам с перлами ладан,
А из вымени винограда
Даст удой вина в погребцы!»

Выла улица каменным воем,
Глотая двуногие пальто. —
«Оставьте нас, пожалста, в покое!»…
«Такого треста здесь не знает никто!..
Граждане херувимы, прикажете авто?!».
«Позвольте, я актив из КИМ"а!»…
«Это экспонаты из губздрава!»…
«Мильционер, поймали херувима!»…
«Реклама на теплые джимы?»…
«А!.. Да!.. Вот… Так, право!!»… —
А из вымени винограда
Даст удой вина в погребцы!!..

Это последняя Лада,
Купава из русского сада,
Замирающих строк бубенцы!
Это последняя липа
С песенным сладким дуплом;
Знаю, что слышатся хрипы,
Дрожь и тяжелые всхлипы
Под милым когда-то пером!
Знаю, что вечной весною
Веет березы душа,
Но борода с сединою,
Молодость с песней иною,
Слезного стоят гроша!
Вы же, кого я обидел
Крепкой кириллицей слов,
Как на моей панихиде,
Слушайте повесть о Лидде,
Городе белых цветов! —

Как на славном Индийском помории,
При ласковом князе Онории,
Воды были тихие, стерляжие,
Расстилались шелковою пряжею.
Берега — все ониксы с лалами,
Кутались бухарскими шалями,
Еще пухом чаиц с гагарятами,
Тафтяными легкими закатами.
Кедры-ливаны семерым в обойм,
Мудро вышиты паруса у сойм,
Гнали паруса гуси махами,
Селезни с чирятами кряками,
Солнышко в снастях бородой трясло,
Месяц кормовое прямил весло,
Серебряным салом смазывал —
Поморянам пути указывал.
Срубил князь Онорий Лидду-град,
На синих лугах меж белых стад.
Стена у города кипарисова,
Врата же из скатного бисера.
Избы во Лидде — яхонты,
Не знают мужики туги-пахоты.
Любовал Онорий высь нагорную
Повыстроить церковь соборную. —
Тесали каменья брусьями,
Узорили налепами да бусами,
Лемехом свинчатым крыли кровлища,
Закомары, лазы, переходища,
Маковки, кресты басменили,
Арабской синелью синелили,
На вратах чеканили Митрия,
На столпе писали Одигитрию.
Чаицы, гагары встрепыхалися,
На морское дно опускалися,
Доставали жемчугу с искрицей —
На высокий кокошник Владычице.

А и всем пригоже у Онория,
На славном Индийском помории,
Только нету в лугах мала цветика,
Колокольчика, курослепика,
По лядинам ушка медвежьего,
Кашки, ландыша белоснежного.
Во садах не алело розана,
Цветником только книга прозвана.
Закручинилась Лидда стольная:
«Сиротинка я подневольная!
Не гулять сироте по цветикам,
По лазоревым курослепикам,
На Купалу мне не завить венка,
Средь пустых лугов протекут века…
Ой, верба, где ты сросла? —
Твои листыньки вода снесла!»…
Откуль взялась орда на выгоне, —
Обложили град сарацыняне.
Приужахнулся Онорий с горожанами,
С тихими стадами да полянами:
«Ты, Владычица Одигитрия,
На помогу нам вышли Митрия,
На нем ратная сбруна чеканена, —
Одолеет он половчанина!»
Прослезилася Богородица:
«К Моему столпу мчится конница!..
Заградили Меня целой сотнею,
Раздирают хламиду золотную,
И высокий кокошник со искрицей…
Рубят саблями лик Владычице!!»
Сорок дней и ночей сарацыняне
Столп рубили, пылили на выгоне,
Краски, киноварь с Богородицы
Прахом веяли у околицы.
Только лик пригож и под саблями,
Горемычными слезками бабьими,
Бровью волжскою синеватою,
Да улыбкою скорбно сжатою.
А где сеяли сита разбойные
Живописные вапы иконные,
До колен и по оси тележные
Выростали цветы белоснежные.
Стала Лидда, как чайка, белешенька,
Сарацынами мглится дороженька,
Их могилы цветы приукрасили
На Онорья святых да Протасия!

Лидда с храмом белым,
Страстотерпным телом
Не войти в тебя!
С кровью на ланитах,
Сгибнувших, убитых,
Не исчесть любя.

Только нежный розан,
Из слезинок создан,
На твоей груди.
Бровью синеватой,
Да улыбкой сжатой
Гибель упреди!

Радонеж, Самара,
Пьяная гитара,
Свилися в одно…
Мы на четвереньках,
Нам мычать да тренькать
В мутное окно!

За окном рябина,
Словно мать без сына
Тянет рук сучье.
И скулит трезором
Мглица под забором —
Темное зверье.

Где ты, город-розан, —
Волжская береза,
Лебединый крик,
И ордой иссечен
Осиянно вечен
Материнский Лик?!

Цветик мой дитячий,
Над тобой поплачет
Темень да трезор.
Может им под тыном
И пахнёт жасмином
От Саронских гор!