Сочинения. В 2-х томах

«Во всем искушен, я как вы, только чист. Часто, часто глядел в бездну греха скорбный взор Мой, даже смерть едва не победила Меня, ибо, однажды, ради друзей я спустился в долины земли». И я, как ослепленный отвечал: «Но я не могу любить, наверно, никого после красоты Твоей. Я жил сегодня с Тобою, слышал бесконечное биение сердца в груди Твоей. Но он сказал: Радуйтесь! Я, Я радуюсь о вас. Только вы пьете из чаши истинной крови Моей… Ибо наступают Дни, в которые совершится написанное: «и будут священниками, и царями, даже Богу своему». Тогда я пал на снег и закричал. Боже, как я взойду на престол Твой, в побеждающий свет Твой? Я боюсь, что умрет от радости дух мой! Зачем так полюбил Ты меня неудержимой любовью?.. И вновь я вошел в тело, и огляделся вокруг. Было уже под вечер, когда я пришел домой. Самовар кипел на припечке, синяя муть заволакивала теплую, тихую кухню. «Тебе опять письмо, Миколенька», — сказала мне мама. Это было твое последнее письмо, сестра, и повязка спала с глаз моих.

(1914)

429 КРАСНЫЙ КОНЬ

Что вы верные, избранные!
Я дождусь той поры-времечка:
Рознить буду всяко семечко.
Я от чистых не укроюся,
Над царями царь откроюся
Завладаю я престолами,
И короною с державою…
Все цари-власти мне поклонятся,
Енералы все изгонятся.
Из песен олонецких скопцов.

В Соловках, на стене соборных сеней изображены страсти: пригорок дерновый, такой русский, с одуванчиком на услоне, с голубиным родимым небом напрямки, а по середке Крестное древо — дубовое, тяжкое: кругляш ушел в преисподние земли, а потесь — до зенита голубиного.

И повешан на древе том человек, мужик ребрастый; длани в гвоздиных трещинах, и рот замком задорожным, англицким заперт. Полеву от древа барыня в скруте похабной ручкой распятому делает, а поправу генерал на жеребце тысячном топчется, саблю с копием на взлете держит. И конский храп на всю Россию…

Старичок с Онеги-города, помню, стоял, припадал ко древу: себя узнал в Страстях, Россию, русский народ опознал в пригвожденном с кровавыми ручейками на дланях. А барыня похабная — буржуазия, образованность наша вонючая. Конный енерал ржаную душеньку копием прободеть норовит — это послед блудницы на звере багряном, Царское село, Царский пузырь тресковый, — что ни проглотит — все зубы не сыты. Железо, это Петровское, Санкт-Петербурхское.

«Дедушка, — спрашиваю, — воскреснет народ-то, замок-то губы не будет у него жалить? Запретное, крестное слово скажется»?

Старичок из Онеги-города, помню, все шепотком втишок, размотал клубок свой слезный, что в горле, со времен Рюрика, у русского человека стоит. «Воскреснет, — говорит, — ягодка! Уж Печать ломается, стража пужается, камение распадается… От Коневой головы каменной вздыбится Красный конь на смертное страженье с Черным жеребцом. Лягнет Конь шлюху в блудное место, енерала булатного сверзит, а крестцами гвозди подножные вздымет… Сойдет с древа Всемирное Слово во услышание всем концам земным»…

Христос Воскресе! Христос Воскресе! Христос Воскресе!

Нищие, голодные, мученики, кандальники вековечные, серая, убойная скотина, невежи сиволапые, бабушки многослезные, многодумные, старички онежские, вещие, — вся хвойная, пудожская мужицкая сила — стекайтесь на великий, красный пир воскресения!

Ныне сошло со креста Всемирное слово. Восколыбнулась вселенная — Русь распятая, Русь огненная, Русь самоцветная, Русь — пропадай голова, соколиная, упевная, валдайская!

Эх, ты, сердце наше — красный конь,
У тебя подковы — солнце с месяцем,
Грива-масть — бурливое Онегушко, и
Скок — от Сарина Носа к Арарат горе,
В ухе Тур-земля с теплой Индией,
Очи — сполохи беломорские, —
Ты лети-скачи, не прядай назад: —
Позади кресты, кровь гвоздиная,
Впереди — Земля лебединая.

(1919)

430 ОГНЕННАЯ ГРАМОТА

Я — Разум Огненный, который был, есть и будет во-веки.

Русскому народу — первенцу из племен земных, возлюбленному и истинному — о мудрости и знании радоваться.

Вот беру ветры с четырех концов земли на ладонь мою, четыре луча жизни, четыре пылающих горы, четыре орла пламенных, и дую на ладонь мою, да устремятся ветры, лучи, горы и орлы в сердце твое, в кровь твою, и в кости твои — о, русский народ!

И познаешь ты то, что должен познать.

Тысячелетия Я берег тебя, выращивал, как виноградную лозу в саду Моем, пестовал, как мать дитя свое, питая молоком крепости и терпения. И вот ныне день твоего совершеннолетия.

Ты уже не младенец, а муж возрастный.

Ноги твои, как дикий камень, и о грудь твою разбиваются волны угнетения.