Кнут в руке, за ней приспешники. Женщина в самом конце, облаченная в облегающий темно-зеленый бархат, юбка подобрана, так что четко видно обутую на мужской манер в сапог со шпорами ногу. Гнев, насмешка и ужас на лице. На охотничьей шляпе тяжело ниспадающее перо, кончик которого при каждом движении головы касается плеча. А потом она заговорила, ах, она играла гениально. Кроме того, она была очень мила. Но это продлилось недолго, они накинулись друг на друга и изрыгали в лицо друг другу огонь страдания; тела женщин дрожали, как деревья от урагана. Мария, плохая актриса, врезала другой по лицу. Болезненное торжество одной и стремительное бегство другой. Милая Елизавета ретировалась, а глупая Мария оказалась в затруднительном положении, так что погрузилась в обморок освобождающей ненависти. Ей это плохо удалось, но в этом снова было что-то грандиозное. Все в этой женщине, прошлое и настоящее и будущее, откинув голову, стремилось упасть в роскошно-сладком изгибе и чувстве. Она была так прекрасна. По мысли это была потаскуха, по чувству — титан. Я больше ничего не понимал, с меня было довольно, я схватил этот образ глазами, как двумя воинственными кулаками, и снес вниз по каменной винтовой лестнице, вон из театра, на холодный зимний воздух, под жуткое ледяное небо, в пивную весьма сомнительного свойства, где и утопил.
В провинции