Собственник

– Не перебивайте. Следователь считает, что грабили из-за Алешиной коллекции, но я тоже кое-что понимаю и с ним не согласна. Если приходят за коллекцией, то, как правило, это по заказу, и забирают обычно все, или самое ценное. У меня же, как сороки, унесли только самое блестящее, а подлинные, старинные гербы из дерева, за которые любой коллекционер душу продаст, оставили на месте. Другой странный факт – то, что перерыты были ящики письменного стола мужа и книжные полки. Следователь заверил меня, что ничего удивительного в этом нет, поскольку любой домушник знает – именно в книгах или среди бумаг граждане обычно прячут свои сбережения. Но я такой же гражданин, как и все, и деньги храню в конверте из Алешиного бювара, а он лежит именно в письменном столе! Вы можете сейчас пойти проверить – конверт на месте. Выходит, воры шли в мою квартиру, заранее зная, что там есть коллекция, которую можно взять в качестве приза за другую вещь. Её-то они и пытались отыскать на книжных полках и в столе.

– И эта вещь – дневник моего дяди? – спросил я.

– Конечно! Поэтому конверт их внимания не привлек. А третья странность, которая мешает мне поверить в простое ограбление из-за коллекции, заключается в том, что воры пришли днем! Сами посудите, я живу в старом доме, с соседями, которых знаю много лет. Все мы люди пожилые и выходим крайне редко. В основном летом, на лавочку во дворе. Продукты мне привозит дочь соседки, бегать по поликлиникам я не любительница… Одним словом, почти всегда дома. Обычный домушник сначала удостоверится, что в доме никого нет, а потом только полезет грабить. Мои же пришли именно в пятницу, именно в два часа дня, то есть тогда, когда меня не должно было быть. А знали об этой моей отлучке всего два человека – подруга Верочка, к которой я ходила, и другой, при котором я договаривалась с ней о визите. Но этого другого не было здесь в четверг вечером, когда Верочка снова позвонила и перенесла нашу встречу на двенадцать! Поэтому воры чрезвычайно удивились когда я появилась на пороге. Стукнули меня по голове и убежали. Но я хорошо запомнила изумление на их лицах. Так удивляются только те, кто ничего подобного не ожидал. Вот и выходит, что тот «другой», которого зовут Николай Гольданцев, этих воров и навел!

– Гольданцев?!

– Да. Он был у меня дня за два до ограбления. Все время шарил глазами по столам и по книжным полкам. Очень неприятный человек! При нем, как на грех, Верочка и позвонила. А я, знаете ли, женщина пожилая, на память уже не надеюсь, вот и завела привычку все для памяти записывать. Гольданцев не мог не видеть, как я написала: «пятница, 14.00, заехать к Верочке».

– Но зачем он приходил к вам?

– Просил разрешения просмотреть бумаги мужа. Я отказала. Тогда он стал упирать на то, что там могли находиться и записи его отца, или Василия Калашникова, который вел их за время болезни Олега. Сказал, что память об отце ему очень дорога, и все такое, но я снова отказала. Кроме дневника вашего дяди у меня действительно ничего не осталось, но, относительно его, Алеша, ещё при жизни, дал очень четкие инструкции. Нарушать их я не имела права.

– Валентина Георгиевна, пожалуйста, расскажите же мне, наконец, что там на самом деле произошло! – взмолился я. – Кое-что я узнал от Гольданцева, но теперь уже не уверен… Может, он все врал?

Паневина вздохнула.

– Увы, Саша, от меня вы много не узнаете. Мне было известно, что Сёма Довгер принес какие-то древние рукописи, и Олег Гольданцев совершенно на них помешался, но это все. Понимаете, у Алексея с Семой были… м-м, немного натянутые отношения. Мне не совсем ловко было расспрашивать…

Она замолчала, бросив мимолетный взгляд на портрет, и сразу стало ясно, что о причине натянутых отношений можно не расспрашивать.

– Муж всегда немного презрительно отзывался об увлечении вашего дяди и Гольданцева. Говорил, что они «ещё доиграются». Но, когда стало известно о странной болезни Олега, Алеша сразу туда побежал… Вернулся очень подавленным, в крайнем расстройстве, долго курил на кухне. Однако, когда я попыталась узнать, что же все-таки случилось, страшно разозлился, накричал на меня, и больше, как вы понимаете, этой темы мы не касались.