Успокоенный, что она не сможет обнаружить меня, я спрятался в мешок, прихватив с собой корзину. Хорошо, что прошлой ночью я не стал раскрывать свой план Алисе.
Не в силах более бороться с тремя мучившими меня чувствами – горем, жаждой и голодом, – я сдался. Сидя в мешке, я думал об Алисе и обливался горючими слезами – что не мешало мне одновременно жадно поглощать оказавшуюся в корзине снедь: апельсин, полтушки цыпленка, полбуханки хлеба и две большие сливы я проглотил одним махом.
Голод я утолил, а фрукты немного приглушили жажду, но полностью избавить от саднящей боли в горле могла только вода. Как назло, кожаный мешок лежал на солнцепеке, очень сильно нагрелся, и хотя я старался держаться как можно ближе к горловине – духота в бауле стояла невообразимая. Я обливался потом, но это был добрый знак: если человек потеет, значит организм не совсем еще обезвожен и мне достаточно время от времени глотать свежего воздуха, чтобы продержаться до конца. Слишком долго я шел к цели, чтобы теперь сходить с дистанции у финишной черты.
Я лежал в кожаном мешке – не могу удержаться от сравнения, – похожий на зародыш в утробе матери. Потел я так, что, казалось, еще секунда – и захлебнусь аммиаком. Снаружи смутно доносились какие-то звуки. Изредка раздавались громкие возгласы толпы.
Когда грузчики, закончив работу, покинули баржу, я рискнул высунуться и глотнуть свежего воздуха. Судя по солнцу, время было около одиннадцати часов, хотя солнце в Онабаке, как и луна, так скособочилось, что полагаться на него с уверенностью было нельзя. Наши ученые говорят, что теплый климат в долине и продолговатая форма солнца и луны объясняются «присутствием в нижних слоях стратосферы силового поля, фокусирующего лучи». С тем же успехом они могли утверждать, что на светила навели порчу злые колдуны, – однако гипотеза ученых мужей вполне удовлетворяла и гражданское население, и военных.
Празднества начались около полудня. Я доел две последние сливы и обнаружил на дне корзины бутылку – судя по всему, с вином. Но рисковать не стал: в вино вполне могли подмешать Пойло.
До меня доносилась музыка. На берегу гремел оркестр, народ распевал псалмы. Потом оркестр внезапно умолк и толпа заревела:
– Да здравствует Мэрад! Мэрад – это Бык! Слава Шиду-Прорицателю!
Оркестр грянул увертюру к «Семирамиде». Ближе к концу музыкального вступления баржа вдруг вздрогнула и отошла от причала. Я не услышал ни стука мотора, ни скрипа паромных канатов. Баржа двигалась сама по себе – еще одно чудо Мэрада.
Увертюра завершилась бурным каскадом аккордов, и кто-то закричал:
– Аллегории – гип-гип-ура!
Толпа отозвалась троекратным возгласом восторга, и наступила тишина. Слышно было только, как волны бьются о борт. Некоторое время никаких других звуков я уловить не мог. Потом послышались тяжелые шаги. Я нырнул в мешок и замер. Кто-то подошел к мешку и сказал:
– Похоже, забыли завязать.
Я узнал рокочущий голос Аллегории.
– Ах, Алли, какая разница? Оставь ты его в покое, – отозвался женский голос.
Я готов был благословлять этот голос, если бы не одно обстоятельство: он принадлежал Алисе.
Я был в шоке. Но настоящий ужас охватил меня через минуту, когда в горловине мешка показалась зеленая четырехпалая лапа. Нащупав шнур, Аллегория стал затягивать горловину, и я увидел перед самым своим носом бирку, прикрепленную к шнуру. На ней было написано:
…Я выбросил в реку останки своей матери!
Этот факт настолько ошеломил меня, что я на время позабыл о другом печальном обстоятельстве: мешок мой наглухо завязан, а у меня нет даже ножа. Похоже, мне суждено умереть от удушья.
Надо мной продолжал громыхать голос Аллегории:
– Как прошла встреча с сестрой, Пегги? Она обрадовалась?
– Конечно! Мы с ней расцеловались, как и подобает сестрам, не видевшимся три года. – Значит я перепутал голос Алисы с голосом Пегги Рурк. – Я ей сообщила обо всем, что случилось со мной. Она тоже начала рассказать о своих приключениях, но я сказала, что мне все известно. Она не могла поверить, что мы следили за ней и ее возлюбленным с той минуты, как они перешли принцу Зоны. Кстати, она очень переживает, что потеряла Темпера. Говорит, что не может без него и обязательно его найдет.
– Жалко, что мы упустили его след на Адамс-стрит, когда он удрал от Поливайнозела, – сказал Аллегория. – Окажись мы там минутой раньше – он был бы уже в наших руках. Впрочем, какая разница? Он ведь полезет разрушать Бутылку. Там его и возьмем.
– Если Темпер доберется до Бутылки, он станет первым, кому это удалось. Тот агент ФБР добрался только до подножия холма, помнишь? – спросила Пегги.
– Если кто и может добраться до Бутылки, – хмыкнул Аллегория, – то это Дэниел X. Темпер. Так говорит Мэрад. А он знает что говорит.
– Вот Дэн удивится, когда узнает, что каждый его поступок в Зоне имел кроме прикладного еще и символическое значение. И что мы буквально тащили его сквозь лабиринт аллегорий, – хихикнула Пегги.
Аллегория захохотал во всю мощь своей крокодильей глотки: