Собрание сочинений. Врата времени

– Мне кажется, Мэрад переоценивает его способности. Вряд ли Темпер понимает иносказательный смысл приключившихся с ним событий. Например, он наверняка не понял, что вошел в Зону, как входит в мир ребенок, – беззубым и безволосым. Понял ли он, что встретил и победил того осла, который сидит в каждом из нас? Что одолел он его лишь тогда, когда отказался от мнимого оружия – фляги с водой – и стал полагаться лишь на собственные силы? Или, допустим, догадался Темпер, что Чокнутые Тарабары являются ходячим укором людям, возомнившим о себе слишком много?

– Он, наверное, помрет, когда узнает, что настоящий Поливайнозел за много миль отсюда, а под его маской скрывался ты, – прыснула Пегги.

– Ну, смысл этого символа он, надеюсь, понял, – заурчал Аллегория. – Поливайнозел – пример того, что богом может стать любой осел, не говоря уже о нормальном человеке. Если же Темпер не смог даже этого понять, то он изрядный болван.

Как ни странно, это я понял.

…Вдруг из винной бутылки, лежавшей на дне корзины, вылетела пробка, и меня окатило – чем бы вы думали – конечно же Пойлом.

Кровь застыла в моих жилах. Если они услышали хлопок пробки… Но, похоже, Пегги с Альбертом ничего не заметили. Аллегория громыхал как ни в чем. не бывало:

– Он встретил Любовь, Юность и Красоту – их нигде нет в таком изобилии, как в нашей долине, – в образе Алисы Льюис. Завоевать ее благосклонность оказалось делом непростым, ибо страждущему Любви, Юности и Красоты нужно преодолеть самого себя. Она отвергала его, дразнила, соблазняла – и чуть не свела с ума. Алиса желала его, но мучилась сомнениями. И Темперу пришлось одолеть свои слабости – комплексы, связанные с беззубостью и облысением, – чтобы добиться ее. И лишь тогда он понял, что его мнимые пороки в глазах возлюбленной были достоинствами.

– Как ты думаешь – он нашел ответ на тот вопрос, который ты задал ему, превратившись в осла?

– Не знаю. Я теперь склоняюсь к мысли, что сначала надо было превратиться в Сфинкса и задать ему наводящий вопрос. Темпер ведь наверняка знает, что ответ на вопрос Сфинкса простой, – это сам Человек. Да, Человек – это ответ на все древние как мир вопросы. Быть может, тогда Темпер догадался бы, к чему я клоню, спрашивая: «Что дальше, человече?»

– А если Темпер ответит на этот вопрос, он тоже станет богом?

– Вот именно что «если», – сказал Аллегория. – Мэрад утверждает, что Темпер стоит на несколько ступеней выше среднего обитателя Мэрадленда. Он реформатор по натуре, идеалист, для которого битва с ветряными мельницами – счастье. В нашем случае Темперу предстоит не только победить ветряные мельницы, которые крутятся в нем самом – неврозы и комплексы, – но и попытаться отыскать запрятанного в нем бога. И вытащить его на свет божий – хоть за волосы. Если Темпер это не сделает – он погибнет.

– Ой, нет! Только не это! – воскликнула Пегги. – я не знала, что Мэрад имел в виду именно это.

– Тем не менее, – зарокотал Аллегория, – именно это он и подразумевал. Мэрад говорит: Темпер либо обретет себя, либо погибнет, потому что не сможет мириться с положением рядового пожирателя Пойла, упивающегося бездельем и живущего по принципу «будь что будет». Он либо станет первым лицом в этом новом Риме, либо погибнет.

Слушать их разговор было, конечно, безумно интересно, но следующие несколько реплик я пропустил мимо ушей. Дело в том, что Пойло продолжало течь из бутылки нескончаемой струей, и мне вдруг пришло в голову, что жидкость может просочиться через горловину мешка, и тогда меня сразу обнаружат. Перепугавшись, я заткнул горлышко пальцем. И стал слушать дальше.

– …потом он пришел на кладбище, – продолжал громыхать Аллегория, – и встретил там Плаксу-Ваксу. Плакса будет вечно причитать и требовать, чтобы мертвецов возвратили в могилы. Он нипочем не согласится оторвать святую задницу от надгробия своей так называемой возлюбленной. Он ведь – оживший символ самого Дэниела Темпера, который горюет о своей лысине с младых ногтей, проклиная лихорадку, лишившую его волос. Он, как и Плакса, в глубине души не желает воскрешения мертвых – ожившая мать будет ему обузой.

В эту секунду давление в бутылке вдруг резко подскочило, палец мой вытолкнуло из горлышка, и меня с головы до ног облило Пойлом. Я стал лихорадочно затыкать бутылку, но Пойло хлынуло мощным потоком, прибывая с ужасающей быстротой. Ситуация была мерзкая: либо я захлебнусь, либо Пойло польется через горловину мешка и выдаст меня с головой.

А тут, вдобавок ко всем моим бедам, кто-то, проходя мимо, тяжело наступил на мешок и едва не раздавил меня. А потом вдруг раздался голос этого нахала:

– Все закончено, Дэниел Темпер! Маски долой!

Я похолодел от ужаса. Это был д-р Босуэлл Дарэм – бог по имени Мэрад. Я узнал его голос, хоть он и приобрел сочность и басовые нотки, которых прежде не было и в помине.

– Я сбросил шкуру Аллегории и вновь принял свой истинный облик, – продолжал Дарэм. – Да-да, это я был Аллегорией, которую ты не хотел признавать. Твой старый учитель. А ведь ты еще со студенческой скамьи не признавал моих аллегорий, не правда ли?