– Сначала отпусти мою рубашку, – мягко сказал я, – не то ненароком вылетишь на улицу, а полицейским скажем, что это просто обморок. – Я показал ему дубинку.
Он отпустил меня.
– Извини. Но все-таки где он? – Он пристально взглянул на меня. – И откуда тебе столько известно?
– Всему свое время. Существуют записи – в архивах больницы, приюта, и все такое. Матрону в вашем приюте звали миссис Феверидж – так? Когда ты был девочкой, тебя звали Джейн – так? И ты мне ничего этого не говорил – так?
Это его озадачило и слегка напугало.
– Что все это значит? Ты хочешь сделать мне какую-нибудь гадость?
– Ни в коем случае. Я искренне хочу тебе добра. И этого типа могу выдать тебе прямо на руки. Поступай с ним как знаешь – и я гарантирую, что тебе все сойдет с рук. Не думаю, правда, что ты его убьешь. Тебе надо быть психом, чтобы убить его, а ты не псих. Не совсем псих, во всяком случае.
Он отмахнулся.
– Ближе к делу.
Я плеснул ему немного виски; он уже изрядно набрался, но злость его поддерживала в бодром состоянии.
– Не спеши так. Давай договоримся: я – тебе, ты – мне.
– Э-э… что?
– Ты не любишь свою работу. Ну а что ты скажешь, если я предложу постоянную высокооплачиваемую работу с неограниченными накладными и представительскими расходами, причем ты будешь, в общем, сам себе хозяин и не станешь чувствовать недостатка в разнообразии и приключениях?
Он вытаращился на меня.
– Скажу: «Убери своего чертова оленя с моей крыши, дед, Рождество еще далеко!» Брось, Папаша – не бывает такой работы.
– Ладно, договоримся так: я тебе его нахожу, ты с ним разбираешься, а затем пробуешь мою работу. Если я соврал и она не такая, как я описал, – что ж, держать не стану.
У него уже немного начал заплетаться язык – Подействовала последняя порция.
– Когда т’ его д’ставишь? – спросил он.
– Если ты согласен на мое предложение –
Он протянул руку.
– Согласен!
Я кивнул помощнику, чтобы тот пока присматривал за баром, отметил время (23.00) и уже нагнулся, чтобы пролезть под стойкой, но тут музыкальный ящик грянул: «Я сам себе был дедом!..» Я сам заказал зарядить проигрыватель только старой американской музыкой, поскольку не в состоянии был переваривать то, что считалось «музыкой» в 1970 году. Но я понятия не имел, что там есть и эта пластинка.
– Выключи это! И верни клиенту деньги! – рявкнул я и добавил: – Я на склад, на минуту.
И мы с Матерью-Одиночкой пошли на склад. Он у меня находится в конце коридора, напротив туалетов, за железной дверью, ключ от которой есть только у меня и у моего дневного менеджера; а со склада еще одна дверь ведет в комнату, ключ от которой есть только у меня. Туда мы и вошли.
Он пьяно оглядел стены без окон.
– И-игде он?
– Секундочку.
Я открыл чемоданчик – единственный предмет в комнате; а в чемоданчике помещался портативный преобразователь координат ТК США, выпуск 1992 года, модель 2. Любо-дорого посмотреть: никаких движущихся частей, вес при полном заряде 23 кг, оформлен под обыкновенный «дипломат». Я настроил его заранее, самым точным образом, и оставалось только раскрыть металлическую сеть, которая ограничивает область действия преобразующего поля. Что я и сделал.
– Что это? – озадаченно спросил он.
– Машина времени, – объяснил я, набрасывая сеть на нас.
– Эй! – крикнул он, отступая на шаг.
Тут нужен расчет: сеть надо бросить так, чтобы объект при инстинктивном движении наступил на нее; остается задернуть сеть, внутри которой находитесь вы оба, – не то можно запросто оставить в покидаемом времени подметки, а то и кусок ноги или, наоборот, прихватить с собой кусок пола. Но этим вся хитрость в обращении с преобразователем и заканчивается. Некоторые агенты просто заманивают объект в сеть; я предпочитаю сказать правду и, воспользовавшись затем мигом удивления, нажать выключатель.
Что я и сделал.
– Эй! – повторил он. – Сними с меня эту дрянь сейчас же!
– Извини, – покладисто сказал я, снял сеть, сложил ее, убрал в чемоданчик и закрыл его. – Но ты же сказал, что хочешь его встретить.
– Но… ты сказал, что это машина времени!
Я указал на окно.
– Это похоже на ноябрь? Или вообще на Нью-Йорк?
Пока он таращился на молодые почки и весеннюю погоду, я вновь открыл чемоданчик, вынул пачку стодолларовых билетов и проверил, чтобы номера и подписи соответствовали деньгам, имевшим хождение в 1963 году. Темпоральное Бюро не волнует, сколько ты тратишь (ему-то это ничего не стоит), но излишних анахронизмов оно не любит. Слишком много ошибок – и трибунал сошлет тебя на год в какое-нибудь особенно мерзкое время, скажем, в 1974-й, с ограниченными пайками и принудительным трудом. Ну да я таких ошибок не делаю. Деньги были в порядке. Он обернулся и спросил:
– Что это было?
– Он здесь. Иди и найди его. Это тебе на расходы, – я сунул ему деньги и добавил: – Разберешься с ним, потом я тебя заберу.