Читаем Собрание сочинений в 6 томах. Том 4 полностью

Несчастное Гаити и режим доктора Дювалье не выдуманы мною, даже краски не сгущены драматического эффекта ради. Мрака этой ночи углубить невозможно. Среди тонтон-макутов есть и похуже, чем Конкассер; прерванные похороны списаны с натуры; не один такой Жозеф ковыляет по улицам Порт-о-Пренса, получив свою долю пыток, и, хотя мне не приходилось встречаться с молодым Филипо, в бывшем сумасшедшем доме под Санто-Доминго я видал партизан, столь же отважных и столь же плохо обученных военному делу. После того как я начал писать эту книгу, обстановка изменилась только в Санто-Доминго — и к худшему {2}.

                                    Любящий Вас

                                                      Грэм Грин

…Мерило в нас самих,И кто с лица Король,Тот и Король на деле.Томас Гарди<p>Часть I</p><p>Глава первая</p>1

Когда вспоминаешь все те серые памятники, которые воздвигнуты в Лондоне конным полководцам — героям давних колониальных войн — и уже вовсе забытым политическим деятелям в длинных сюртуках, то не видишь причин глумиться над скромным камнем, поставленным в память Джонса по ту сторону международного шоссе. Джонсу ведь так и не удалось пересечь это шоссе в далекой от его родных краев стране, хотя я и по сей день не знаю точно, где его родные края, если искать их на географической карте. Он, по крайней мере, заплатил за этот памятник своей жизнью — волей-неволей, но заплатил, тогда как полководцы в большинстве случаев возвращаются домой невредимыми, и если платят за свои монументы, то лишь кровью своих солдат. Что же касается политических деятелей — кто уж так интересуется ими, покойниками, чтобы помнить, с какими проблемами связаны их имена? Беспошлинная торговля — сюжет, менее увлекательный, чем война в Ашанти {3}, хотя для лондонских голубей разницы между тем и другим не существует. Exegi monumentum [1]. Когда мои довольно-таки своеобразные дела заносят меня на север, в Монте-Кристи, и мне приходится проезжать мимо камня, о котором идет речь, я испытываю чувство некоторой гордости при мысли о том, что его установили здесь не без моего прямого участия.

В жизни почта каждого человека бывают минуты необратимости, которые большей частью проходят незамеченными. Ни Джонс, ни я сам не почувствовали, что такие минуты наступили, хотя жизненный опыт, казалось, должен был бы выработать в каждом из нас наблюдательность, не менее острую, чем у пилотов дореактивной эры авиации. Я-то, во всяком случае, ничего такого не чувствовал, когда в то хмурое августовское утро минуты эти уплыли в Атлантический океан в кильватере за «Медеей» — грузовым судном пароходной компании королевства Нидерландов, следовавшим из Нью-Йорка и Филадельфии в Порт-о-Пренс на Гаити. В те дни я все еще с полной серьезностью относился к своему будущему — даже к будущему моего пустого отеля и к роману с Мартой. Насколько я мог судить, ничто не связывало меня тогда ни с Джонсом, ни со Смитом. Они были моими попутчиками, только и всего, и мне даже в голову не приходило, что из-за этих людей я буду причастен к обрядам похоронного бюро мистера Фернандеса. Если б кто предупредил меня об этом, я бы рассмеялся, как смеюсь теперь, когда не так тяжело на душе.

Уровень розового джина в моем стакане колебался, подчиняясь ходу «Медеи», точно стакан был инструментом, регистрирующим удары волн, и, держа его в руке, я услышал, как мистер Смит твердо ответил Джонсу:

— У меня никогда не бывает приступов морской болезни, сэр. Никогда. Морская болезнь — результат излишков кислот в организме. Кислоты образуются, когда человек ест мясо и когда он потребляет алкоголь.

Мистер Смит был родом из Висконсина, но для меня он с самого начала стал Кандидатом в президенты, ибо до того, как я узнал его фамилию, его жена сообщила мне этот факт в первый же час после нашего отплытия, когда мы с ней стояли на палубе, опершись о поручни. Миссис Смит резко дернула в сторону своим внушительным подбородком, по-видимому давая тем самым понять, что, если на борту «Медеи» имеется какой-нибудь другой кандидат в президенты, речь идет не о нем. Она добавила:

— Я говорю о муже, вон он стоит. Мистер Смит баллотировался в президенты в сорок восьмом году. Он идеалист. И поэтому шансов на избрание у него, конечно, не было.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература