Собрание сочинений в 2-х томах. Том 2

Перевод вышел анонимно отдельным изданием в 1777 году. В феврале 1778 года в «Санкт-Петербургском журнале» появилась одобрительная рецензия на «Похвальное слово». Рецензент открыто сформулировал политический смысл перевода. Переводчика, говорит рецензент, заинтересовало произведение французского просветителя Антуана Тома не только потому, что в нем излагалась программа просвещенного абсолютизма, но и потому, что оно могло косвенно обличать правление Екатерины. Екатерина, как известно, объявила себя просвещенной монархиней. Читатель, знакомясь с правлением и законодательством истинно просвещенного монарха Марка Аврелия (каким его изобразил А. Тома), мог сравнивать его с правлением Екатерины и делать выводы: обещания русской монархини «делать все для пользы своего народа» — лживы. Рецензент и сделал этот вывод, помогая тем самым читателю: «Сия книга в рассуждении различных предметов заслуживает внимание общества. Марк Аврелий, император, обожаемый древними римлянами, и ныне еще почитается примером и образцом добродетельных и великих государей; итак, похвала, приносимая ему, приносится в то же время и всем государям, уподобляющимся ему, или, лучше сказать, благотворительному божеству. Почитай, общим мнением утверждается, что господин Томас, прославившийся разными сего рода сочинениями, в сем преизящном своем слове, умышленно написал сатиру на правление своего отечества, во время последних лет Лудовика XV. Может статься, что сие было его мнение, но и без того хвала государствованию Марка Аврелия будет всегдашним обличением слабому или не соответствующему пользе народа, а в то же время хвалою всякому премудрому и благотворительному правлению, в котором земные владетели вменяют себе за славу вещать, что они сотворены для своего народа». Далее следовал краткий пересказ «Слова похвального» с умелым использованием текста перевода.

Рецензия эта своим содержанием резко отличается от множества других, помещавшихся и журнале. Обычно рецензент кратко излагал содержание того или иного сочинения и сводил свою задачу к рекомендации его читателю. Рецензия на «Похвальное слово Марку Аврелию» вскрывает подлинный политический смысл произведения («Сатира на правление своего отечества»), объясняет причину, побудившую переводчика избрать именно его для перевода («хвала государствованию Марка Аврелия будет всегдашним обличением слабому (государю. — Г. М.) или не соответствующему пользе народов»), и тем самым она непосредственно примыкает к переводу, дополняет его.

Кто же мог быть автором такой рецензии? Ее содержание, обличающее в рецензенте лицо, заинтересованное в правильном понимании политического смысла «Похвального слова», делает возможным предположение, что автором был человек очень близкий к Д. И. Фонвизину. То же подтверждает и факт объявления рецензентом имени переводчика («переведена с французского надворным советником Фон-Визиным». Вряд ли кто посторонний Фонвизину осмелился бы назвать имя переводчика, скрытое им самим, да еще такого произведения, которое объявлялось «сатирой», «обличением» Екатерины. Вспомним, что Новиков, перепечатывая в «Пустомеле» (в 1770 году) анонимное «Послание к слугам моим», зашифровал имя его автора («Кажется, что нет нужды читателя моего уведомлять о имени автора сего послания, перо, писавшее сие, российскому ученому свету и всем любящим словесные науки довольно известно»). Так же было при опубликовании басни «Лисица-кознодей».

В «Известии о новых книгах» («Санкт-Петербургский вестник», 1778, ч. I, стр. 56—59) говорилось, что при рецензировании переводных сочинений будут делаться «примечания, где переводчик совершенно достиг до красоты своего подлинника и где он совершенно утратил смысл своего автора... верен ли перевод, или волен, или одно только подражание и проч.». Во всех случаях это правило исполнялось — всегда давалась подробная оценка качества перевода. В рецензии на «Слово похвальное» все внимание обращено только на содержание оригинала, о качество же перевода, в сущности, ничего не сказано, если не считать чисто формального попутного замечания, что переводчик «в переводе своем сохранил силу и красоту подлинника».

Перевод Фонвизина — замечательный образчик высокого ораторского стиля. Будучи точным, он лишен буквализма. Свободно и смело переводя важнейшие политические мысли подлинника, Фонвизин выражал их по-русски, лаконично, в манере, им уже выработанной. Посторонний рецензент не мог бы пройти мимо действительной «красоты и силы» перевода. Отсутствие оценки работы переводчика — объективное доказательство того, что перед нами нечто вроде авторецензии. Фонвизин был заинтересован в раскрытии политического смысла «Слова похвального», а в похвалах своего переводческого мастерства он не нуждался.