Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II: Повести и рассказы. Мемуары.

— Выпьем по этому поводу! — обрадовался Коля. — Выпьемте! Утро вечера мудренее: рыбки наловим, ушку сварим… Целая бутылка остается еще непочатой, не будем опережать события… Значит, Алеша, и за мясом твоя Мунька в лавку ходила?

— А как же! — ответил тот, закусывая ломтиком колбаски. — Обязательно ходила. За чем хочешь ходила в лавку. Дашь ей в зубы кошелку, в кошелку положишь деньги и записку. Мунька пойдет и принесет. Такой раз был удивительный случай. Про него наш станичный учитель Кондратий Иванович говорил, что его можно даже в хрестоматию поместить, как доказательство ума животных. Замечательный случай. Так дело было. Послал я Муньку за мясом в лавку. Деньги положил в котомку, написал Аверьянычу, чтобы выдал три фунта. Ваше здоровье, господа хорошие!

— Твое здоровье!

Выпили, закусили, и Алеша продолжал.

— Хорошо-с! Значит, Мунька бежит в лавку, аллюр три креста, кошелка в зубах. Прибегает. Гав, гав, — нате, мол, вам записку и деньги, отпустите хозяину, чего он требовает. Аверьяныч читает записку, гладит Муньку по голове и отпускает три фунта мяса, как писано. Мясо это он кладет в кошелку, обратно гладит Муньку за ее ум и дисциплину и отворяет ей дверь.

Ваших нет. Гонит Мунька до дому, и опять, заметьте, надо ей рулевать мимо Замятинского двора. А уж Замятинский пес тут как тут. Он и мясо, значит, учуял, и еще, может быть, у нет чувство ревности разыгралось. А может быть, он вообще вроде старца был и собачьих баб не мог выносить. Я этого вам не могу объяснить, потому что я никаких археологий не проходил.

— Зоологий, гори ты синим огнем! — поправил рассказчика Саша.

— Вот именно, — подтвердил тот. — Зоологий я не изучал и в собачьих чувствах не разбираюсь. Тем более что я человек холостой. Что промежду Мунькой и этим псом было, я никак вам рассказать не могу. Но только опять он, нарушая дисциплину к собачьему женскому полу, бросается на Муньку. Мунька, конечно, кошелку на землю кладет и принимает бой. И она пса от мяса гонит. А тут как назло — шасть к котомке соседский кутенок. Тяв, тяв, и к мясу. И ваших нету!

Возвращается Мунька к котомке. Глядит, нюхает. И что же она видит? Видит она полное отсутствие мяса! Тут Мунька села на задние ноги и жалобно до слез завыла. Это так ребята рассказывали. А потом как вскочит да как понесется опять к лавке Аверьяныча. Прибегает. Дверь, значит, открыта. Мунька шасть в лавку, прыг через прилавок да прямо к мясу. Схватила кусок, какой ей был под силу, и тягу. Аверьяныч только руками развел, ахнуть не успел. Ваших нету!

Прибегает Мунька домой; прямо ко мне. Вот, мол, на тебе, хозяин, мясо, получи! Вынимаю я мясо из кошелки, на руке кусок прикинул — что-то, смотрю, многовато. На кантаре взвесил — девять фунтов. Что это, думаю, Аверьяныч так ошибся? А вечером уж Аверьяныч мне обо всем происшествии и рассказывает. Что смеху было!

— Так что, — закончил Алеша свой рассказ, — нельзя уж очень-то охотников обижать, не все они врут. С собаками сколько хошь необыкновенного случается.

— Действительно! — согласился Коля. — По такому поводу никак нельзя не выпить… Уррра за Муньку!

Но Саша не поддержал тоста.

— Стойте, горите вы все синим огнем! — закричал он. — Стойте, дьяволы! Слушай, Алеша, но как же то, второе мясо, которое собака уже украла у Аверьяныча, в кошелке оказалось?

— А что? — не понял тот.

— Да ведь ты говорил, Что Мунька кошелку на дороге оставила, когда опять за мясом побежала.

— Ну да, — уже не так быстро и что-то соображая ответил тот. — Побежала и девятифунтовый кусок мяса мне принесла.

— Так ведь ты говорил, что она в кошелке его тебе доставила, а кошелка, по твоим же словам, на дороге оставалась?

— А! — догадался Алеша. — Так ведь Мунька-то перед этим что сделала, — ведь Мунька-то к кошелке вернулась! Вернулась и мясо в нее уклала. И ко мне… и ваших нету! — впрочем, это последнее «ваших нету» прозвучало у Алеши не слишком уверенно.

Саша свирепо затряс бородой.

— Горите вы все синим огнем! — завопил он. — Черт знает под какую ерунду третью бутылку водки допили, закидушки из-за вас я просмотреть забыл… И как хотите, кто больше врет, охотники или рыболовы, еще неизвестно. Впрочем, погони, Алеша, да ты не охотник ли?

— А как же! — подавляя конфуз, бодро ответил тот. — Конечно, охотник. Бывало, я с Мунькой… Случай один замечательный могу рассказать, если желаете…

— Ну, тогда всё понятно! — ехидно тряся бороденкой, резюмировал Саша. — Очень даже понятно, почему ты, Алеша, так за охотников вступился. А если хочешь рассказывать, так рассказывай самому себе: Коля спит, а я пойду к донным, — светает!

И он ушел. Следом за ним поднялся и Алеша, печально взглянув на пустую бутылку и на посвистывающего носом Колю Молоткова. За брезентом палатки светлел восходящий день.

И он прошел превосходно. К полудню ветер стих, небо стало безоблачным. Совсем по-летнему сделалось жарко. И клевало хорошо: карась, а на донные плеть, и даже змееголов на… на червя, как бывает только весной, когда в чистой воде этому хищнику трудно подстерегать мелкую рыбешку.