Собрание сочинений: В 11 т. Т. 1: 1955–1959 гг.

— Бездны черные, бездны чужие, Звезды - капли сверкающих слез… Где просторы пустынь ледяные…

- Там теперь задымил паровоз,- закончил Богдан самым лирическим тоном.

И никто не проронил ни слова о злосчастном приключении Быкова в мире невесомости. В планетолете снова воцарились покой, тишина, обычная, почти земная жизнь.

Быков и Дауге сидели в кают–компании за шахматами, когда вошел озабоченный Крутиков.

- Слыхали новость, ребята?

Быков вопросительно взглянул на него, а Дауге, покусывая ноготь, спросил рассеянно:

— Что там еще случилось?

— Связи нет.

— С кем?

— Ни с кем нет. Ни с Землей, ни с «Циолковским».

— Почему?

Крутиков пожал плечами, запустил руку в буфет и достал вафлю.

— И давно нет связи?

— Больше часа.- Крутиков с хрустом раскусил вафлю.- Ермаков с Богданом все перепробовали. Шарили на всех волнах. Пусто, хоть шаром покати. И что удивительно - обычно всегда наткнешься на чей–нибудь разговор. А сейчас на всем диапазоне мертвая тишина, словно на морском дне. Ни единого звука, ни единого разряда.

— Может быть, аппаратура испортилась? - предположил Дауге.

— Все три комплекта сразу? Вряд ли.

— Или антенны не в порядке?

Штурман пожал плечами. Дауге пробормотал: «Опять не все слава богу»,- и смешал фигуры.

— Где Володька?

— У себя, наверное…

Быков тронул Михаила Антоновича за рукав:

- Может быть, разладился только прием, и они нас слышат?

- Все может быть. Но вообще - весьма странно. Вдруг ни с того ни с сего отказали все радиоустановки сразу. Никогда еще такого не бывало. Правда, Ляхов предупреждал… Но… это, понимаешь, как–то тревожно… неуютно как–то…

Быков с симпатией посмотрел на его доброе круглое лицо с маленькими грустными глазками.

- Да… я понимаю, Михаил Антонович.

Действительно, стало очень неуютно. Смутное предчувствие несчастья овладело Быковым. Может быть, потому, что всякая, даже ничтожнейшая неприятность на межпланетном корабле представлялась ему большой бедой. Но и Крутиков, по–видимому, испытывал нечто подобное, а уж его никак нельзя было заподозрить в мнительности новичка.

- Не вешайте носа, друзья! - с наигранной веселостью воскликнул Дауге.- Пока ничего страшного не случилось, не правда ли? Ну, временно потеряна по каким–то причинам связь. Нодвигатели в порядке, продовольствия достаточно, «Хиус» идет по курсу…

Крутиков вздохнул. И опять Быков понял его. Для них, детей Земли, связь была единственной живой, ощутимой ниточкой, протянувшейся к ним с родной планеты. И обрыв этой животворной ниточки, даже временный, действовал угнетающе. Быков вдруг каждой своей кровинкой ощутил глухое, невероятное одиночество «Хиуса». Десятки и сотни миллионов километров безмолвной пустоты свинцом легли на плечи, отрезали от других миров и от матерински теплой, родной Земли. Десятки и сотни миллионов километров ледяной пустоты… Эти невообразимые пропасти - вовсе не «ничто». Нет, они живут какой–то своей особой и непонятной жизнью, по каким–то непостижимым законам, сложные, коварные…

Быков взглянул на Дауге, рассеянно перебиравшего шахматные фигурки, и ему стало стыдно. Достаточно того, что он стру сил тогда, перед стартом. Ведь самое страшное, что может произойти… Да почему что–нибудь вообще должно произойти?

- Новые шалости нашего возлюбленного пространства,- сказал, входя, Юрковский.- Как вам это нравится?

Совсем не нравится,- буркнул Дауге.- Перестань паясничать! Надоело… На Земле Краюхин с ума сойдет.

— Ну, за старика бояться нечего! Голова у него покрепче, чем у нас с тобой. Мне кажется, связь исчезла потому, что участок пространства, где мы сейчас находимся, так или иначе непроходим для радиоволн. Объяснить не берусь, но… Во всяком случае, на радиоаппаратуру сваливать нечего. И тем более на антенны.

— Фантазер! - вздохнул Михаил Антонович.

— Видал? - Юрковский указал на него пальцем.- Что ни пилот, то консерватор и скептик. Ничем их не проймешь. Даже фактами.

— Ну где ты видел, чтобы пустота не проводила радиоволн?

— До сегодняшнего дня - нигде. А Ляхов видел. И я сейчас вижу, достопочтенный скептик. Тебя даже фактами не проймешь.

— Видишь?

— Вижу.

— Шиш ты видишь, Владимир Сергеевич!

— Я вижу шиш? - с подчеркнутой вежливостью спросил Юрковский.

— Ага.

Юрковский повернулся на каблуках и пошел из каюты. На пороге он остановился:

- Рекомендую всем присутствующим подняться к входу в рубку. Вам, возможно, удастся услышать кое–что интересное.

Крутиков досадливо поморщился и снова полез в буфет за вафлей. «Фантазер, фантазер»,- бормотал он.

Но Дауге промолчал, а Быков в глубине души чувствовал, что прав, вероятно, все же Юрковский. Они поднялись по трапу до раскрытой двери рубки и присоединились к Юрковскому, сидевшему на ступеньке.

Из рубки доносился монотонный голос Богдана:

- Земля, Земля… Вэ–шестнадцать, почему молчите? Земля, Земля… Я «Хиус». Вэ–шестнадцать, почему молчите? Даю настройку: раз, два, три, четыре, пять…

Наступило молчание. Дауге и Быков переглянулись. Юрковский задумчиво поглаживал подбородок. Послышались щелчки каких–то переключателей. Богдан со вздохом сказал:

— Ничего, Анатолий Борисович. Тихо, как в могиле.