Собрание сочинений. Том 9

Уваженье к писателям
                                     умерло вместе с цензурой.
Лучший в мире читатель
                                    был сказкой советской лазурной.
Лишь на флаге оставив
                               полоску былой иллюзорной лазури,
среди стольких раздетых, разутых
                                                        глаза мы разули.
И увидели мы —
                           Дейл Карнеги в России
                                        важнее, чем «Доктор Живаго».
Как листы из свинца,
                                 неподъемны для многих страницы
                                                                              Гулага.
И зевали вовсю,
                           Солженицына слушая,
                                                                думцы,
ибо им тошнотворно скучны
                                               правдолюбцы-угрюмцы.
Скучен Ванинский порт
                                        и набитые зэками трюмы.
Всех властителей дум
                                    подменили властители Думы.
И гораздо известней,
                                  чем самый изысканный лирик,
предсказуемо непредсказуемый Жирик.
Президент не боится писателей,
                                                   только на кукол сердит.
ФСБ за поэтами только вполглаза
                                               презрительно полуследит.
Но недавно я в поезде ехал
                                           из нашей столицы до Бреста
и, меня усыпив клофелином,
                                   бумажник мой сперли прелестно.
Но, забрав мои доллары
                                   и деревянные хапнув с размахом,
мне оставили гривну украинскую с Мономахом
и рублей этак двести,
                   чтобы я обменял их на «зайчики» в Бресте
и ходил бы там гоголем,
                                       голодом не терзаем,
себя чувствуя, как Лукашенко —
                                          некрасовским дедом Мазаем.
Жаль, что мне не представились эти достойные
                                                                              воры —
интересные, может быть, были бы разговоры.
А еще —
             как читателей наших российских
                                                          достойный ответ —
мне вернули затерханный в бурях эпохи
                                        писательский членский билет.
И хотя направлялся я не на писательский пленум,
я себя ощутил полноценным,
                                        готовым к активности членом.
Русский стих не погибнет.
                                           Он будет всегда жив-здоров,
если есть уваженье к писателям
                                                     хоть у воров!

27 декабря 2000 – 2 января 2001

Я спал на полярном круге Песня

Музыка Е. Крылатова

В палатке сказал мне хороший мой друг
с веселым и хитрым смешком,
что точно проходит Полярный круг
под спальным моим мешком.

И утром я шел всем ветрам вопреки,
тепло из мороза творил
и пламени синие васильки
заждавшимся людям дарил.

Я спал на Полярном круге.
Я брел сквозь дожди и вьюги.
И словно дыханье подруги,
где шел я, по трубам текло
к продрогшей России тепло.

Страшенный вихрь меня шатал,
и так России я шептал:
«Себя, Россия, пожалей
и будь сама к себе теплей».

Мне музыка – и ледоход голубой,
и белой медведицы рев,
и стали созвездьями надо мной
все искры моих костров.

Мне хватит для счастья эвенкской ладьи.
Мне чукча предложит свой чум.
Мне надо немного – лишь много любви,
а остального – чуть-чуть.

Я спал на Полярном круге.
Я брел сквозь дожди и вьюги.
И словно дыханье подруги,
где шел я, по трубам текло
к продрогшей России тепло.

И вновь России я шепчу:
«Тебе и мне все по плечу.
Себя, Россия, пожалей
и будь сама к себе теплей».

2001

Полярная звезда Песня

Музыка Е. Крылатова