Собрание сочинений. том 7.

Тут Нана, стоявшая на скамеечке ландо, как бы вознесясь над толпой, решила, что крик этот относится к ней. На минуту она застыла, ошеломленная своим триумфом, не спуская глаз с лужайки, столь густо затопленной народом, что трава исчезла под черной рябью шляп и цилиндров… Потом, когда вся эта публика, давая дорогу победителю, выстроилась шпалерами чуть не до самого выхода, снова приветствуя Нана с Прайсом в седле, бессильно рухнувшим на лошадиную холку, погасшим, словно выпотрошенным, настоящая Нана звонко шлепнула себя по ляжкам и, забыв все на свете, торжествующе воскликнула, не стесняясь в выражениях:

— Ах, черт побери! Ведь это же я… Ах, черт вас всех побери, ну и удача!

И не зная, как еще выразить переполнявший ее восторг, схватила на руки Луизэ, все еще сидевшего на плече у Борденава, я звонко расцеловала мальчугана.

— Три минуты четырнадцать секунд, — объявил Борденав, пряча часы в карман.

Нана продолжала слушать, как эхо разносило из конца в конец ипподрома ее имя. Это ей рукоплескала верная толпа, а она, выпрямив стан, властвовала над ними со своей, похожей на хвост кометы, шевелюрой, в своем бело-голубом, как небеса, платье. Лабордет сообщил мимоходом, что она выиграла две тысячи луидоров, ибо он поставил все ее пятьдесят луидоров на Нана. Но деньги, выигрыш волновали ее куда меньше, нежели эта неожиданная победа, отзвук которой превратил ее самое в королеву Парижа. Все остальные дамы проигрались; Роза Миньон с досады зонтик сломала; а Каролина Эке, и Кларисса, и Симона, и даже Люси Стюарт, забывшая о присутствии сына, вполголоса чертыхались, выведенные из себя удачей этой толстой девки; зато Триконша, осенявшая себя крестным знамением перед каждым стартом и финишем, глядела на них сверху вниз презрительным оком многоопытной матроны, ласково кляня Нана, в восторге от собственной проницательности.

Вокруг ландо Нана стало еще многолюднее. Вся ее банда яростно вопила. Жорж продолжал что-то выкрикивать, хотя ему уже не хватало дыхания и голос осип. Поскольку шампанское иссякло, Филипп, в сопровождении лакеев, бросился в буфет. А свита Нана все множилась; ее триумф подбодрил даже тех, кто мешкал к ней подойти; круговое движение на лужайке, центром которого, естественно, стал экипаж Нана, выросло до некоего апофеоза: царица Венера в окружении своих обезумевших подданных. Борденав, пристроившийся позади Нана, тихонько чертыхался, по-отечески умиляясь душой. Даже Штейнер, сам Штейнер, был вновь околдован и, оставив Симону, взобрался на подножку знаменитого ландо. Когда шампанское прибыло, когда Нана подняла полный стакан, раздались оглушительные рукоплескания, снова поднялся неистовый крик: «Нана! Нана! Нана!» — так, что люди непосвященные оглядывались, ища глазами кобылу, и уже трудно было понять, кто именно — женщина или животное — покорил все сердца.

Прибежал даже Миньон, не обращая внимания на свирепые взгляды Розы. Эта чертова девка кого угодно с ума сведет, он непременно должен ее расцеловать. По-отечески чмокнув Нана в обе щеки, он сказал:

— Самое досадное, что теперь-то Роза уж наверняка пошлет письмо… Она совсем взбесилась.

— Тем лучше, мне это только на руку! — неосторожно воскликнула Нана.

Но, заметив недоуменный взгляд Миньона, поспешила загладить свой промах:

— Что я такое болтаю? Ей-богу, сама не знаю, что говорю!.. Просто пьяна.

И верно, она была пьяна, пьяна от радости, пьяна от солнца, и, подымая вверх стакан, провозгласила тост в свою собственную честь.

— За Нана! За Нана! — крикнула она среди все возраставшего гула, смеха, криков «браво!», постепенно заполнивших ипподром.

Скачки подходили к концу, сейчас разыгрывался приз Воблана. Экипажи постепенно разъезжались. А тем временем в гуле сердитых голосов все чаще звучало имя Вандевра. Теперь всех осенило: в течение двух лет Вандевр подготовлял свой маневр, и по его приказу Грешем придерживал Нана на всех предыдущих скачках; да и Лузиньяна он выставил лишь затем, чтобы лидировать кобыле. Проигравшие выходили из себя, а выигравшие пожимали плечами. Ну что такого? В чем тут преступление? Любой владелец конюшни имеет право распоряжаться своими лошадьми как ему заблагорассудится. Такое ли еще видали! Почти все сошлись на том, что Вандевр сделал весьма ловкий ход, собрав через друзей все, что можно было взять на Нана, чем и объяснялись внезапно повышенные ставки; называли цифру две тысячи луидоров, в среднем в тридцати, говорили о выигрыше в сто двадцать тысяч — сумма столь грандиозная, что она вызывала уважение и извиняла все.