Собрание сочинений. Том 5

15 июля в колхозе «Год великого перелома» уборочные бригады с комбайнами и тракторами вышли в поле, хотя убирать было еще рано. Но хлеб тянул к себе. Звал и не давал покою.

Начальники агрегатов подписывали договора о соревновании, говорили о Полагутине.

Перекрыть рекорды Полагутина — мечта всех комбайнеров Правобережья. Но куда там!

Холмистое, бугорчатое Правобережье труднее для бесперебойной работы агрегата, чем равнины Пугачевского района за Волгой, да у Полагутина и техника была выше и внимание партийных и общественных организаций глубже и разностороннее.

Комбайнеры в Сосново-Мазинской МТС, убирающие поля «Года великого перелома», — народ напористый, но слабо оснащенный техникой. Они всерьез обуреваемы желанием перекрыть полагутинские рекорды, но комбайны их не оснащены, передвижных ремонтных мастерских нет, опыта работы на сцепе двух комбайнов тоже нет.

— Самое главное — рельеф, — говорят комбайнеры. — Нам бы полагутинский рельеф — мы бы рискнули и перекрыть.

Но хотя рельеф у них действительно трудный, дело не в нем, а в том, что трудовой подъем комбайнеров, их бригад и всей массы колхозников как-то не коснулся, не захватил, не увлек руководителей МТС, много говорящих о рекордах, но реально ничем их не подготовивших.

17 и 18 июля полеводческие бригады окашивали углы загонов, делали прокосы для прохода тракторов и комбайнов. Рожь была еще зелена, мягка, но час уборки приближался ощутимо.

Тараканов вызвал Парамонова на соревнование: убирать не менее пятидесяти гектаров за световой день, а всего не менее тысячи двухсот гектаров.

— Дам семьдесят га за день, — ответил тот.

— Экономлю одного человека. Убираю на два комбайна, вместо шести — пятью человеками, считая и себя.

— Идет! И я убираю пятью.

Румяная, ладная кухарка таракановского агрегата, Фомичева, в ярком цветном полукапоте, уже варила лихо лапшу с мясом и жарила молодую картошку. И вагончик бригады был чисто вымыт. А у Парамонова жили еще по-холостяцки, кухарки еще не было, и ребята весь день суетились у машин или ночами изучали маршруты своего сцепа, длину загона, густоту ржи и все это переводили на работу штурвальных.

Наступило 19 июля. Агрегат Парамонова был все еще не освещен. В МТС уверяли, что дело на-мази, свет будет, но света не было. Наконец выяснилось, что отсутствуют провода.

Председатель колхоза Спирин снял провода из правления колхоза, послал Парамонову.

Появилась и кухарка, а вместе с ней уют, смех, песни. Весь колхоз встрепенулся — кто кого?

Тараканов года три работал инструктором на заводе комбайнов, и это наложило на его манеру говорить и действовать отпечаток большой уверенности в своих силах. Бригада у него крепкая, опытная. Парамонов на вид поазартнее Тараканова (обоим им лет по двадцать семь), побыстрее его и по прошлому году известен здесь как опытный полевой комбайнер, в то время как Тараканов славен ремонтом, а в полевой работе его здесь еще не видели. Тараканов строже. Парамонов веселее, проще, — но оба работники смелые, сделаны из того же крепкого материала, что и мастера комбайновой уборки и орденоносцы.

19-го Парамонов вышел на косовицу, и сразу же у него простой за простоем. Рожь невиданной высоты и силы не позволяла вести комбайн на второй скорости, на первой же — барабан и сита не перемалывали зерна. День был пробным, сырое зерно еще сбивалось в комья, но 20-го должны были начать уже все агрегаты.

Парамонов нервничал.

Сейчас трудно угадать, у кого больше шансов на первенство, но весь колхоз охвачен чувством невероятного возбуждения и интереса к этому соревнованию. Не простой азарт причина этого интереса, а глубокая заинтересованность всех здешних людей в решении целого ряда маленьких, почти неуловимых, едва ли формулируемых проблем организации дела, решаемых сейчас соревнованием Тараканова и Парамонова.

Первой вышла на косовицу Дуся Агафонова. Никто не ожидал. Маленького роста, крепенькая, она тихо и робко бегала все эти дни вокруг своего комбайна с колесным трактором, огорченно вздыхала, по десять раз на день лазила под комбайн или мчалась в колхоз улаживать неполадки со снабжением и обслуживанием ее агрегата. И по озабоченному лицу ее, потешно вымазанному копотью, не было как-то заметно, что она уже в полной готовности.

Участок ее — у реки, в низовине; участок росный, сырой. Она вырвалась на косовицу поздним утром — и пошла. За ней сосед по участку, Митрофанов.

Первое зерно нового урожая записано было на весах за Агафоновой.

— Нну! Наша Дуська мировая! — весело закричала кухарка ее агрегата и понеслась рассказывать об успехах в полеводческую бригаду.

Рожь пошла на ток.

— Сколько с гектара? Да считайте вы, будьте прокляты! — кричали на весовщиков и учетчиков.

Но Агафонова не оставляла времени для арифметических размышлений. Подводы и бестарки шли от нее одна за другой к току. Председатель колхоза схватил метровку, стал проверять ширину скошенной полосы, умножать на длину, сбивался, начинал сначала.

Старики колхозники осторожно, недоверчиво и как бы даже недовольно прислушивались к его подсчетам.