Собрание сочинений. Том 5

Как-то в свободный час я побродил по Бродвею. Народ толпился только в аптеках и в маленьких барах, магазины же и великолепные универмаги пребывали в дремоте. Может быть, американцы покупают больше утром, чем вечером, или вообще не покупают на Бродвее, где все стоит дороже, — не знаю. Но в небольшом городе Глен-Коу, в восьмидесяти милях от Нью-Йорка, где мы жили, картина та же. К ослепительным магазинам автомобильных фирм не приближалась ни одна душа. Галантерейные, книжные, промышленно-товарные магазины пустовали. Лишь в «центовках» (магазинах, где любая вещь не дороже одного-двух долларов) бродило человек по двадцать — не столько покупателей, сколько обозревателей. В Вашингтоне то же самое. Причем картина не меняется с утра до шести часов вечера, когда магазины закрываются. На мой взгляд, жизнь в Соединенных Штатах очень дорога, намного дороже, чем в Европе. Доступны только очень плохие, непрочные и некрасивые вещи. Все приличное или хорошее совершенно недоступно не только рабочему, но и среднему служащему. Нью-йоркская улица производит впечатление чрезвычайно однообразное. Люди одеты чисто, но удручающе одинаково, стандартизированно.

— Когда у вас в Советском Союзе снижаются цены на товары, — сказал мне знакомый американец, — это значит — дела в стране обстоят хорошо. Когда у нас цены снижаются — значит недалек кризис. Товары дешевеют только тогда, когда промышленники не знают, что делать, чтобы избавиться от них.

Огромным бременем ложатся на плечи американского обывателя и расходы на содержание правительственного аппарата. Я никогда не поверил бы, если бы мне не показали цифр, что федеральные расходы в 1948 году составляют на одну семью девятьсот восемьдесят четыре доллара (в 1929 году — сто двадцать один доллар на семью). Если же прибавить сюда содержание властей своего штата и местных правительственных учреждений, то эти расходы составят тридцать процентов всего национального дохода.

Недаром популярна шутка, что теперь американец читает ресторанное меню справа налево, — то есть сначала узнает, какие цены, потом — какая еда. Мода на планирование, которым стали увлекаться после успехов наших пятилеток, привела к тому, что сейчас создана специальная комиссия по расследованию планового хаоса. Нелегко, однако, планировать капиталистическое хозяйство. Оказывается, выдачей государственных ссуд, как о том свидетельствует журнал «Лук», занимаются тридцать восемь государственных учреждений; шестнадцать других ведают заповедниками. Управление по делам индейцев, под «попечительством» которого находится всего девятьсот девяносто три тысячи человек, насчитывает в своем аппарате двенадцать тысяч двести шестьдесят девять служащих, — то есть один служащий приходится на восемьдесят одного индейца. Городским планированием занимаются двенадцать ведомств, вопросом социального обеспечения, которого в сущности нет, — двадцать восемь, лесоводством — четырнадцать, минеральными ресурсами страны — двадцать пять, статистикой — шестьдесят пять государственных ведомств.

Капитализм не превращается в социализм, несмотря на то, что на свете существуют капиталисты-социалисты типа Эттли…

7

Наступил день заключительного пленарного заседания конгресса. В центре внимания — выступления профессора Шумана и советского делегата Фадеева. Пытаясь вскрыть причины нынешнего состояния американо-советских отношений, Шуман верно отмечает, что в США стало модным обсуждать вопрос о том, когда, где и какими способами должна быть выиграна третья мировая война. Он отмечает, что внутренняя политика США приводит ко все большему нарушению демократических свобод, и ратует за создание всемирного правительства. Впрочем, он считает при этом, что в СССР тоже есть очаги войны.

Речь Шумана, очень тепло встреченная вначале, когда он приводил факты военной истерии в США, начала заглушаться дружным «з-з-з-з», когда он заговорил об «агрессивных» намерениях Советского Союза.

Фадеев решил не оставлять без ответа лживые утверждения Шумана о Советском Союзе. В своей отличной речи (она была полностью опубликована в «Правде») он несколько минут уделил Шуману. «Нью-йорк геральд» должна была отметить, что «защита (так газета определила полемический ответ) Фадеева вызвала громадный энтузиазм и полное сочувствие публики». В результате Шуман попросил слова еще раз и объяснил, что его, вероятно, неправильно поняли: он не хотел сказать, что очаги агрессии есть в СССР, но хотел лишь подчеркнуть, что они существуют в США.

С этим согласились решительно все, и Шуману даже похлопали. Затем был включен репродуктор радиотелефона из Лондона, и перед конгрессом с краткими речами выступили иностранные делегаты, которым государственный департамент отказал в визах.

Приступили к утверждению резолюций конгресса. Гости, естественно, не участвовали в этом деле. Поправки и дополнения, предлагаемые с мест, были весьма решительны. Требовали обращения к рабочему классу. Настаивали на немедленном выделении делегации на Парижский всемирный конгресс.