Но замечательно, что, осматривая старую Прагу, мы с нашим приятелем-чехом почти не говорили о старине. Сегодняшние дела занимали нас обоих серьезнее истории.
Именно здесь, на холмах золотой Праги, я узнал, что в Чехословакии тринадцать миллионов жителей, что она населеннее Голландии, Бельгии, Венгрии, Португалии, Швеции и Дании, что немцы здесь замучили до двухсот пятидесяти тысяч человек и угнали в рабство до двух миллионов человек, что от западных границ Чехословакии до устья Рейна всего шестьсот километров и столько же от восточных до устья Дуная, что до Триеста триста пятьдесят и до Гамбурга около четырехсот километров и что, таким образом, Чехословакия лежит в самом центре Европы.
Я узнал, что по земельной реформе в фонд распределения поступило три миллиона га земли и что между новыми ее хозяевами — четырнадцать тысяч партизан — участников вооруженного сопротивления немцам, пять тысяч реэмигрантов из Польши, Австрии и Югославии.
Девяносто два товарищества горных пастухов владеют ста тридцатью тысячами га пастбищ.
Чехословакия — страна картофеля и дает его ежегодно до ста миллионов центнеров; в то же самое время запасы ее черных и бурых углей насчитывают несколько миллиардов тонн, открыты нефтеносные пласты в Южной Моравии, железные руды в Чехии, марганец, а также золото и серебро в Словакии.
Было приятно слушать работника искусства, который воодушевленно и со знанием дела рассказывал о хозяйстве своей страны, точно всю «жизнь занимался экономикой, а не режиссурой.
Он знал, что по производству искусственного шелка, шерсти и каучука Чехословакия далеко опередила своих соседей, что чешский фарфор превосходит по качеству саксонский, а производство автомашин, локомотивов, самолетов и пушек построено без участия иностранного капитала и стоит на очень высоком уровне.
Он знал множество интересных подробностей о минеральных источниках — этой своеобразной «индустрии здоровья» Чехословакии, как он говорил.
— Лет через десять мы станем всеевропейским курортом, — уверял он. — Нигде в Европе вы не найдете такого счастливого сочетания красоты пейзажа с лечебными средствами.
Он знал множество народных сказок, чешских и словацких, и рассказал о Братиславе, столице Словакии, с таким знанием истории города, как будто вырос в нем. Между тем он был там всего один раз. Я, например, понятия не имел, что Братислава была когда-то столицей Венгрии, что в ней зародилось венгерское восстание 1848 года.
Тут вспомнилась мне весна 1945 года, бои за Братиславу, первый день на ее освобожденных от немцев улицах, и митинг, и подъем государственного флага Чехословакии на балконе старой ратуши, где когда-то Наполеон подписал Прессбургский мир.
Там первый раз услышал я о советских солдатах, участниках словацкого партизанского движения, о мстителях на Дунае.
Братислава, в которой нам сейчас никак нельзя было побывать по недостатку времени, очень напоминает Прагу, но Дунай у Братиславы безусловно величественнее Влтавы. Старый братиславский кремль, стоящий на высокой горе, отражается почти на середине Дуная, могуче несущего свои бледнозеленые воды.
Но не одна Братислава, все городки Чехословакии, которые мне пришлось проехать, похожи на Прагу, как дети на мать. Они выросли как бы в одном стиле. Старые башни Знаймо, улички Иглавы или Усти на Лабе производят родственное впечатление. Их создавала одна рука, один вкус.
…Я и мои товарищи остановились в отеле, заселенном советскими людьми, в большинстве — участниками фестиваля, и благодаря этому спустя час после приезда уже с головой окунулись в горячую атмосферу гигантского спортивного праздника, захватившего столицу Чехословакии. Незнакомые имена обступили память: болгарин Божко — тенор исключительной силы и выразительности, английский композитор Аллан Буш, и наша балерина из Средней Азии Измайлова, и бас — москвич Иван Петров, и какие-то западноевропейские пианистки, конкурентки нашего Виктора Мержанова, и албанцы, танцующие дикий горский танец с ножами в зубах, и бурято-монголы, стреляющие из боевых луков боевыми стрелами чуть ли не над головами публики… Молодежные воскресники на развалинах Лидице, вся бурнокипящая, пронизанная неиссякаемой молодостью жизнь вдруг стала как бы моей собственною, и захотелось, бросив то, ради чего я приехал, немедленно включиться в напряженнейший драматизм фестиваля. Не я один переживал так. Чинные и спокойные пражане не меньше меня «болели» фестивалем, заполняя театры и стадионы во время соревнований и внося особый воинствующий дух если не прямых участников, то во всяком случае горячих соучастников дела.
…История съезда делегаций на пражский фестиваль сама по себе донельзя поучительна. На делегатов свободного Триеста перед их отъездом напала на вокзале группа фашистов, пятеро делегатов было ранено. Одному из членов австралийской делегации пришлось поступить матросом на грузовой лайнер и проделать восьмидесятидневный путь до Ливерпуля, чтобы заработать на поездку в Прагу.