Собрание сочинений. Том 4

Смотрите: рядом с ней в детдоме Вита, совсем иной тип. Мы не знаем, какая судьба привела эту Виту в детский дом, но даже по Надиному письму понятно: Вита не страдает Надиной отчужденностью, рефлексией, сосредоточенностью только на своих переживаниях.

Она первой идет навстречу людям.

Заметим в скобках, что часто такие типы, как Вита, бывают обмануты в жизни, что встречаются люди, которые пользуются открытостью и доверчивостью этих характеров.

Порой обманутая открытость разочаровывается в самой себе, вместо нее появляется глухая подозрительность, но ведь бывает и иначе.

Бывает, что, обманувшись однажды, такой человек продолжает свято верить в добро и человечность, проходит сквозь ошибки и достигает искомого.

Бывают варианты и счастливее — Вита встречает только таких же, как она, и ее жизнь счастлива и светла…

Надю воспитали другой. Да, да, именно воспитали. И все ее несчастья от этого воспитания. Перечитайте ее исповедь.

Она ждет письма от сестры, и в этом ожидании целая философия.

Слова сестры хороши, но ей хочется иного — мнения сильного, уважаемого мужчины, хотя ведь никаких оснований для этого ожидания нет.

И как она относится к новому воспитателю!

Чего стоит одна только история с осенними листьями?

А больница?

Люди, окружающие Надю, чаще всего не понимают ее. Теоретически она могла бы облегчить свою жизнь — скажи сама о своих печалях любимой воспитательнице или той же Вите.

Но это только теоретически.

Даже со взрослым, но сдержанным человеком это почти невероятно.

А ведь в нашем случае в дело со всей своей силой и непоследовательной последовательностью вмешивается возраст.

Я уверен — ни за что, ни за какие, как говорится, коврижки, даже при стопроцентной гарантии в успехе не согласилась бы Надя на признание. Ни за что бы не сказала вслух о том, что тысячу раз передумала про себя.

Говорит «зажатость» характера.

Говорит воспитанная отцовским эгоизмом отчужденность.

Обманувшись в родном отце, разве может человек признаться постороннему в своих страданиях? Да еще таких.

Девушка — мужчине! Кто это поймет?

Надя раскрылась только в действительной своей исповеди, так и не назвав — и я не осуждаю ее — своего настоящего имени.

Не сказанное ею так и не услышано окружающими.

Казалось, ну какие к кому претензии?

Хочешь — скажи.

А молчишь, кто ж тебя знает, может, вовсе и не думаешь такого?

Откуда окружающим, даже знающим Надю близко, угадать этакий нестандартный нюанс: девочке не хватает отцовской ласки. Именно отцовской, не материнской, хотя мать у нее умерла, ее тоже нет.

Надежда ничего не пишет об этом прямо, но ведь многое угадывается сквозь строки письма: ей не хватает любой ласки.

Просто ласки.

И она благодарна первой ее воспитательнице, женщине, за то, что та нашла к ней ключик, что приласкала ее.

Но женская ласка, как-то эквивалентная материнской, доступна ей, отцовская — недоступна, недосягаема, а оттого еще более сладка и желанна.

Недоступное постепенно обретает легендарный, необычный облик.

И в том, как Надя ищет этой отцовской ласки, как широко и доверчиво оглядывает мир, как неутомимо, веруя, ищет идеал, заключается, на мой взгляд, суть ее человеческого характера.

Такой его черты, как настойчивость и целеустремленность.

Человеческие качества, на мой взгляд, вырастают чрезвычайно прихотливо, и вывод, который несет вот такая, как у Нади, история, может быть совершенно неожиданным.

Сама для себя незаметно, думая совершенно о другом, Надя выработала в себе настойчивость, и не будет ничего неожиданного, коли вот такой отроческий, стихийный «поиск отца» вдруг воспитает в Наде хорошего исследователя, настойчивого работника в избранной ею профессии. Вообще сформирует последовательного человека.

Было бы, по-моему, очень важно психологическое жизнеописание человека на протяжении всей его жизни.

Вот Надя, ее история, ее исповедь. Случай непростой, неординарный. Размышляя вслух над этой историей, я только интуитивно прогнозирую, причем прогноз ведь может оказаться и ошибочным. А что, если бы судьбы людей, незнаменитых, простых, — но ведь нет простых людей, все люди сложные, и Надина история блестящее тому подтверждение! — становились предметом изучения, обобщения и вывода психологии? Наука эта со временем начинает обретать черты точной дисциплины, вроде математики, особенно когда смыкаются методы этих предметов. Но, думаю, что до целостного психологического портрета личности, а особенно до серии психологических биографий, нам еще далеко. А раз далеко, значит, мы не можем с полной уверенностью сказать, что за что, какая шестеренка какой черты характера цепляет за другую и за какую именно.

В Надиной истории мне меньше всего хотелось бы делать какие-то сравнительные выводы. Что-де Вите в жизни придется слаще, чем Наде. Думаю, никто такого не скажет.

Человеком владеют не только черты его характера, но и жизненные обстоятельства, в которые он попадает.

Однако обстоятельства и характеры находятся в постоянном противодействии.

Личность сильна, если оказывается выше обстоятельств.

Разность этих потенциалов рождает очень важные общественные ценности.