Читаем Собрание сочинений. Том 2. Мифы полностью

Собрание сочинений. Том 2. Мифы

Генрих Вениаминович Сапгир , Юрий Борисович Орлицкий

Сам Пушкин эти паузы любил —от чувств избытка. Знаки умолчаньяон проставлял в «Онегине» затемчтоб действие живее развивалоськак будто бы говорено о томо чем он предпочел не говоритьи здесь, где точки, будто взвод на маршепостроились онегинской строфойсама строфа как будто существуети даже рифмы кто-то угадал!..Мы можем также вспомнить молчаливокак Пушкина поправил Николайа царь, конечно, знал молчанью цену«народ ликует» зачеркнул брезгливо«безмолвствует», подумав, начерталЕще – стихи: «Ненастный день потух;ненастной ночи мгла…» Не думайте, что мухибумагу засидели или цензор-дурак резвился. Нет! страдает молчалюбовник, мавр, и лишь в самом финале —ревнивою угрозою: «А если………….»И, помнится, в романсе Даргомыжскийраскатом волн и грохотом прибояотточье это выразил вполне».

Без особого труда преодолевает Сапгир и господствующий в современной паниронической словесности запрет на пафосность. Наиболее очевидный пример тут – опять же «Псалмы», где открыто пафосные стихотворения чередуются с откровенно ироническими и игровыми. Позднее это чередование постепенно проникает внутрь отдельного текста (то же 69‐го псалма), создавая его пафосную двунаправленность. И действительно, мало кто назовет Сапгира «ироническим поэтом», однако он – несомненно свой в этой теплой компании (как, впрочем, и во всякой другой).

Возможно, это связано еще с одной характерной особенностью сапгировского мира, которую мы рискнули бы назвать столь же парадоксальным, как и все его творчество, словосочетанием «Жизнетворчество без иллюзий». Эпицентр этого явления – книга начала 1970‐х «Московские мифы», в которой одна мера обобщенности, общезначимости и сакральности присвоена и античной мифологии, и быту московской богемы.

Оба эти мира-мифа парадоксально, но вполне органично сходятся в знаменитом «античном» двустишии Сапгира «Из Катулла»:

С яблоком голубем розами ждал я вчера АфродитуПьяная Нинка и чех с польскою водкой пришли.

Тут необходимо заметить, что Сапгир начинает обращаться к античной мифологии, помещая ее персонажей в пространство современной жизни, с первых же книг (так, его Герострат из «Голосов» известен тем, что поджег… Рейхстаг, в «Псалмах», как мы помним, «Мифы Древней Греции» (разумеется, Куна!) располагаются между «салакой в томате» и «человеком в космосе»; красавица в «Элегиях» вспоминает четыре с половиной строки гексаметра из «Одиссеи», раздумывая при этом, кто она – богиня или смертная…

Но в «Московских мифах» античные персонажи демонстративно выходят на первый план и отныне занимают свои важные, хотя и не самые почетные места в пространстве современности:

Сизиф толкал вагоны в горуАтлант держал свою контору…У Прометея ныла печеньОн был болезнью озабочен…Шурупы мучили ТанталаЕму шурупов не хватало…Так жили мрачные титаны…Атланта стукнула кондрашкаТантала увезли в дурдомА Прометея – неотложка…И лишь Сизиф свои вагоныТолкал и двигал на подъем!

В это же время Зевс рядом, в ближайшем к титанам «ресторане у вокзала», «сидел сидел – и вдруг из головы / Родил сердитую Афину»; а раненый Адонис ставил в тупик московских милиционеров:

Перейти на страницу: