Собрание сочинений, том 18

1830—1840. Слепое подражание французам. „Немцы перестают пожирать галлов, но зато обращают всю свою ненависть на Россию“ (стр. 196). „Все зависело от исхода польской революции. Если бы она восторжествовала, прусская монархия, оторванная от своей северо-восточной опоры и принужденная“ отказаться, если не от всех, то от значительной части своих польских владений, „принуждена была бы искать новой точки опоры в самой Германии, и так как она тогда еще не могла… путем завоеваний… то — путем либеральных реформ“ (стр. 199). После поражения поляков Фридрих-Вильгельм III, оказавший столь значительные услуги своему зятю, императору Николаю, „сбросил маску и пуще прежнего поднял гонение на пангерманских патриотов“ (стр. 200).

„В убеждении, что народные массы носят в своих более или менее развитых историей инстинктах, в своих насущных потребностях и в своих стремлениях, сознательных и бессознательных, все элементы своей будущей нормальной организации, мы ищем этого идеала“ (общественной организации) в самом народе; а так как всякая «государственная» власть, всякое правительство, по существу своему и по своему положению поставленное вне народа, над ним, непременным образом должно стремиться к подчинению его порядкам и целям, ему чуждым, то мы объявляем себя врагами всякой правительственной, «государственной» власти, врагами «государственного» устройства вообще и думаем, что народ может быть только тогда счастлив, свободен, когда, организуясь «снизу вверх» путем самостоятельных и совершенно свободных «соединений» (Vereinigungen) и «помимо» всякой официальной опеки, «но не помимо различных и равно свободных влияний лиц и партий, он сам создаст свою жизнь» (стр. 213).

Таковы „убеждения социальных революционеров, и за это нас называют анархистами“ (стр. 213). „Идеалисты всякого рода, метафизики, позитивисты, поборники преобладания науки над жизнью, доктринерные революционеры, все вместе, с одинаковым «жаром» (Eifer), хотя разными аргументами, «отстаивают» (schьtzen) идею «государства» и «государственной» власти, видя в них совершенно логично по-своему единое спасение общества. Совершенно логично [Подчеркнуто и у Бакунина. Ред.], потому что, приняв раз за основание «положение», что мысль предшествует жизни, отвлеченная теория — общественной практике и что поэтому социологическая наука должна быть исходной точкой для общественных переворотов и перестроек, они необходимым образом приходят к заключению, что так как мысль, теория, наука, по крайней мере в настоящее время, составляют достояние весьма немногих, то эти немногие должны быть руководителями общественной жизни, не только возбудителями, но и управителями всех народных движений, и что на другой день революции новая общественная организация должна быть создана не свободным соединением народных организаций, общин, «волостей, областей снизу вверх», сообразно народным потребностям и инстинктам, а единственно диктаторской властью этого ученого меньшинства, хотя бы и избранного «общенародной волей»“ (стр. 214).

Поэтому „доктринерные революционеры“ никогда не бывают врагами «государства», а лишь врагами существующих правительств, чье место они желают занять в качестве диктаторов (стр. 215).

„И это так справедливо, что в настоящее время, когда в целой Европе торжествует реакция, когда все правительства и пр. готовятся под предводительством князя Бисмарка к отчаянной борьбе против социальной революции; теперь, когда, казалось бы, все искренние революционеры должны соединиться, чтобы дать отпор отчаянному нападению интернациональной реакции, — мы видим, напротив, что доктринерные революционеры под предводительством г-на Маркса везде держат сторону «государственности» и «государственников» против « народной революции» (стр. 216). Во Франции они стояли на стороне «государственного» республиканца-реакционера Гамбетты, против революционной Ligue du Midi [Южной лиги. Ред.], которая только одна могла спасти Францию и от немецкого порабощения, и от еще более опасной и ныне торжествующей коалиции клерикалов, легитимистов, бонапартистов, орлеанистов; в Испании они открыто приняли сторону Кастелара, Пи-и-Маргаля и мадридской конституанты; наконец, в Германии и вокруг Германии, в Австрии, Швейцарии, Голландии, Дании они служат службу князю Бисмарку, на которого, по собственному признанию, смотрят как на весьма полезного революционного «деятеля», помогая ему в деле пангерманизирования всех этих стран“ (стр. 216, 217).

(Фейербах был еще метафизиком: „должен был уступить место своим «законным» преемникам, представителям школы материалистов или реалистов, большая часть которых, впрочем, как, например, гг. Бюхнер, Маркс и другие“, еще не освободились „от преобладания метафизической абстрактной мысли“ (стр. 207).)