Собрание сочинений. Том 1. Первый лед

Кудри — стружки,
руки — на рубанки.
Яростные, русские,
красные рубахи.
Очи — ой, отчаянны!
При подобной силе —
как бы вы нечаянно
царство не спалили!..
Бросьте, дети бисовы,
кельмы и резцы.
Не мечите бисером
изразцы.

IV

Не памяти юродивой
вы возводили храм,
а богу плодородия,
его земным дарам.
Здесь купола — кокосы,
и тыквы — купола.
И бирюза кокошников
окошки оплела.
Сквозь кожуру мишурную
глядело с завитков,
что чудилось Мичурину
шестнадцатых веков.
Диковины кочанные,
их буйные листы,
кочевников колчаны
и кочетов хвосты.
И башенки буравами
взвивались по бокам,
и купола булавами
грозили облакам!
И москвичи молились
столь дерзкому труду —
арбузу и маису
в чудовищном саду.

V

Взглянув на главы-шлемы,
боярин рек:
— У, шельмы,
в бараний рог!
Сплошные перламутры —
сойдешь с ума.
Уж больно баламутны
их сурик и сурьма...
Купец галантный,
куль голландский,
шипел: — Ишь надругательство,
хула и украшательство.
Нашел уж царь работничков —
смутьянов и разбойничков!
У них не кисти,
а кистени,
семь городов, антихристы,
задумали они.
Им наша жизнь — кабальная,
им Русь — не мать!
...А младший у кабатчика
все похвалялся, тать,
как в ночь перед заутреней,
охальник и бахвал,
царевне
целомудренной
он груди целовал...
И дьяки присные,
как крысы по углам,
в ладони прыснули:
— Не храм, а срам!..
...А храм пылал в полнеба,
как лозунг к мятежам,
как пламя гнева —
крамольный храм!
От страха дьякон пятился,
в сундук купчина прятался.
А немец, как козел,
скакал, задрав камзол.
Уж как ты зол,
храм антихристовый!..
А мужик стоял да подсвистывал,
все посвистывал, да поглядывал,
да топор
рукой все поглаживал...

VI

Холод, хохот, конский топот да собачий звонкий
лай.
Мы, как дьяволы, работали, а сегодня — пей,
гуляй!
Гуляй!
Девкам юбки заголяй!
Эх, на синих, на глазурных да на огненных
санях...
Купола горят глазуньями на распахнутых
снегах,
Ах! —
Только губы на губах!
Мимо ярмарок, где ярки яйца, кружки, караси.
По соборной, по собольей, по оборванной
Руси —
эх, оси —
только ноги уноси!
Завтра новый день рабочий грянет в тысячу
ладов.
Ой вы, плотнички, пилите тес для новых
городов.
Го-ро-дов?
Может, лучше — для гробов?..

VII

Тюремные стены.
И нем рассвет.
А где поэма?
Поэмы нет.
Была в семь глав она —
как храм в семь глав.
А нынче безгласна —
как лик без глаз.
Она у плахи.
Стоит в ночи.
. . . . . . . . . . . .
И руки о рубахи
отерли палачи.

Реквием