Собрание сочинений. Т. 9.

Действительно, тяжелая беременность приучила Луизу к постоянной тошноте, к болям, которые иногда были так сильны, что она по целым дням не могла разогнуться. Сегодня утром тошнота прекратилась, но живот как бы стянуло поясом, который впивался в тело.

— К боли привыкают, — изрек Шанто.

— Да, приходится. Нужно прогуливать младенца, — сказала молодая женщина. — Вот я и спустилась… Там, наверху, я места себе не нахожу.

Луиза выпила несколько глотков кофе. Все утро она бродила по дому, вставала с одного кресла, чтобы сейчас же сесть в другое. Никто не смел заговорить с ней — она тут же выходила из себя и, казалось, еще больше страдала от внимания окружающих. Боли не утихали. Незадолго до полудня ей, видно, полегчало, она смогла сесть за стол и съела несколько ложек супу. Между двумя и тремя снова начались ужасные схватки; Луиза уже ходила безостановочно из столовой в кухню, потом тяжело поднималась в свою комнату и тут же спускалась вниз.

Полина наверху укладывала чемодан. Завтра она уедет, времени осталось в обрез, только чтобы вынуть вещи из ящиков и привести все в порядок. Тем не менее она поминутно склонялась над перилами, ее тревожили тяжелые неровные шаги Луизы, под которыми трещали половицы. Около четырех, видя, что Луиза еще больше возбуждена, Полина решила постучать Лазару, который в полном отчаянии заперся у себя, кляня судьбу за новые беды, выпавшие на его долю.

— Так дальше продолжаться не может, — сказала Полина. — Нужно поговорить с Луизой. Пойдем со мной.

Они встретили Луизу на лестнице второго этажа; она стояла, прислонившись к перилам, не имея сил ни спуститься, ни взобраться наверх.

— Душенька, — мягко сказала Полина, — мы очень беспокоимся за тебя… Давай пошлем за акушеркой!

— Боже! За что вы так мучаете меня, я прошу лишь об одном: оставьте меня в покое!.. Ведь всего восемь месяцев, к чему же акушерка?

— Все-таки разумнее посоветоваться с ней.

— Нет, не хочу, я знаю, что это такое… Ради бога, не говорите со мной, не мучьте меня!

Луиза заупрямилась и так рассердилась, что Лазар тоже вспылил. Полине пришлось обещать, что она не пошлет за акушеркой. Эта акушерка, некая г-жа Булан из Вершмона, славилась на всю округу своим искусством и опытностью. Уверяли, что такой не сыщешь ни в Байе, ни даже в Кане. Вот почему Луиза, очень мнительная от природы, угнетенная предчувствием, что умрет во время родов, решила отдаться в ее руки. И все же она очень боялась г-жи Булан; с таким же безотчетным страхом относятся к дантисту, который наверняка поможет, хотя обращаются к нему, когда становится совсем невтерпеж.

В шесть вдруг снова наступила передышка. Молодая женщина торжествовала: ведь она говорила, что это обычные боли, только чуть посильнее; хороши бы все они были, если бы попусту подняли переполох! Тем не менее Луиза чувствовала смертельную усталость и, съев котлетку, решила прилечь. Если ей удастся уснуть, все пройдет. Луиза упрямо отклоняла все заботы. Пусть они обедают без нее, ей хочется побыть одной, она даже запретила подниматься наверх, чтобы не тревожить ее!

На обед был подан бульон и жареная телятина. Вначале ели молча, всем было грустно из-за отъезда Полины, а тут еще этот припадок Луизы. Старались не греметь ложками и вилками, словно это могло обеспокоить больную, лежавшую на втором этаже. Однако Шанто разошелся и стал рассказывать всякие истории о редких беременностях, как вдруг Вероника, войдя в столовую с блюдом нарезанной телятины, сказала:

— Не знаю, но мне сдается, что она стонет наверху.

Лазар встал и распахнул дверь в коридор. Все перестали есть, прислушиваясь. Сперва было тихо, потом донеслись протяжные, приглушенные стоны.

— Опять началось, — прошептала Полина. — Я поднимусь к ней.

Она бросила салфетку, даже не притронувшись к телятине, которую ей подала служанка. К счастью, ключ торчал в замке и Полина вошла. Молодая женщина сидела на краю кровати, свесив босые ноги и закутавшись в пеньюар, она раскачивалась, как маятник, от непрерывных нестерпимых болей и время от времени громко стонала.

— Опять стало хуже? — спросила Полина.

Она не отвечала.

— Хочешь, мы пошлем за госпожой Булан?

Тогда Луиза пробормотала с покорным видом мученицы:

— Мне все равно. Может, станет полегче… Больше я не могу, не могу…

Лазар, поднявшийся наверх следом за Полиной, сперва прислушивался у двери, а потом осмелился войти и предложил сходить в Арроманш, привести Казенова на случай каких-нибудь осложнений. Но Луиза начала плакать. Значит, им ее совсем не жалко? Зачем они так терзают ее? Это же всем известно, — одна мысль, что ребенка у нее может принимать мужчина, вызывала у Луизы негодование. То была болезненная застенчивость кокетливой женщины, ей было неприятно показываться такой несчастной, в растерзанном виде, стыдливость заставляла ее даже в присутствии мужа и кузины запахивать пеньюар на обезображенной талии.

— Если ты пойдешь за доктором, — запинаясь сказала она, — я лягу, повернусь к стене и никому не буду отвечать.