Собрание сочинений. Т. 9.

Лазар рыдал. Полина тоже начала плакать. Она по-прежнему молчала, несмотря на то что плоть ее взбунтовалась. Это длилось целый час, он молил, сердился, говорил грубые слова, которые тут же сменялись нежными, обжигающими, как ласка. Два раза ей казалось, что он ушел, два раза он снова возвращался из своей комнаты. Еще более жаждущий, еще более влюбленный. Потом она услышала, как он в бешенстве хлопнул дверью, и ею овладела безмерная печаль. На этот раз все кончено, она вышла победительницей, но от этой победы Полина ощущала только отчаяние и стыд; она разделась и легла, не зажигая свечи. При мысли о том, что она увидит себя обнаженной, в изорванных одеждах, ее охватывало смятение. Однако свежие простыни мало-помалу охладили ее горевшие от поцелуев плечи; она долго лежала неподвижно, словно раздавленная тяжким бременем отвращения и скорби.

До самого утра Полина не могла уснуть. Ужасные воспоминания преследовали ее. Это преступно, отвратительно! Теперь она не находила для себя оправдания, пришлось признать, что она была двулична. Ее материнская привязанность к Лазару, глухое недовольство Луизой — все это было лишь лицемерием, в ней проснулась прежняя страсть. Она обманывала самое себя, мало того, она пала еще ниже: в глубине души она радовалась разладу между супругами, надеялась воспользоваться этим. Разве не она заставила Лазара возобновить былые отношения? Разве она не должна была предвидеть, что это неизбежно приведет к падению? И вот теперь они зашли в тупик, выхода нет; она сама уступила его другой, хотя страстно любит его, а он стремится к ней. Эта мысль вертелась в ее мозгу, отдавалась в висках, словно удары колокола. Сперва она решила завтра же уехать. Потом подумала, что такое бегство — трусость. Ведь Лазар скоро сам уезжает. Почему же не подождать? К тому же к ней вернулась былая гордость, она хотела переломить себя, чтобы не покинуть дом с чувством стыда из-за всего, что произошло. Полина понимала, что не сможет ходить с высоко поднятой головой, если у нее останутся угрызения совести после этого вечера.

На другое утро Полина в обычный час спустилась вниз. Только синева под глазами выдавала пережитые ночью муки. Она была бледна и спокойна. Вслед за ней пришел Лазар, он сказал отцу, что поздно работал и очень устал. День прошел, как всегда. Ни он, ни она не делали ни малейшего намека на то, что произошло, даже оставаясь наедине. Они избегали друг друга и, казалось, были уверены в себе. Но вечером, когда Лазар и Полина остановились у дверей своих комнат, в коридоре, и пожелали друг другу спокойной ночи, они как безумные бросились в объятия, и их губы слились в поцелуе. Полина тотчас же заперлась, охваченная страхом, а Лазар убежал и, рыдая, бросился на кровать.

Так они жили. Медленно тянулись дни, а они оставались рядом, сознавая, что каждую минуту может произойти непоправимое. Хотя Лазар и Полина никогда и словом не обмолвились о той страшной ночи, они постоянно думали о ней, вспоминали пережитое, боясь, что могут пасть внезапно, словно сраженные молнией. Случится ли это утром, когда они проснутся, или вечером, когда они будут обмениваться последним приветствием? Случится ли это у него в комнате, или у нее, или в дальнем уголке дома? Этого они не знали. Но рассудок их все время был настороже, каждый внезапный порыв, каждый миг безумия, неистовые объятия где-нибудь за дверью, жгучие поцелуи, сорванные в темноте, наполняли их потом горечью и гневом. Почва уходила у них из-под ног, они цеплялись за решения, принятые в минуты спокойствия, чтобы удержаться и не рухнуть в бездну. Но ни у Лазара, ни у Полины не хватало духу сделать то единственное, что еще могло спасти их: немедленно расстаться. Она, надеясь на свои силы, упорствовала перед лицом опасности. Он же, целиком захваченный своим чувством, поглощенный новым увлечением, даже перестал отвечать на настойчивые письма жены. Уже полтора месяца он пробыл в Бонвиле, и обоим казалось, что эта жизнь, исполненная жестоких и сладостных взлетов и падений, будет длиться вечно.

Как-то в воскресенье за обедом Шанто позволил себе выпить стаканчик бургундского и развеселился, хотя всегда жестоко расплачивался потом за свое чревоугодие. Полина и Лазар в этот день провели несколько чудесных часов, гуляя по солнцу вдоль берега; они глядели друг на друга с нежностью, в которой ощущалось смятение и боязнь самих себя. Это придавало их дружеским отношениям особую остроту.

Все трое хохотали, сидя за столом, когда Вероника, подавая десерт, появилась в дверях, крича:

— А вот и барыня!

— Какая барыня? — изумленно спросила Полина.

— Стало быть, госпожа Луиза; кто же еще!

Раздались тихие восклицания. Шанто в испуге смотрел на Полину и Лазара, а те растерялись и побледнели. Вдруг Лазар резко вскочил, бормоча в гневе:

— Как? Луиза? Но ведь она не предупредила меня? Я бы не разрешил ей приезжать… Уж не сошла ли она с ума?