Полина с каждым днем все больше и больше ощущала в Лазаре что-то непонятное, тревожное, и это возмущало ее. Слушая, как он издевается надо всем, монотонным и резким голосом говорит о небытии, она думала, пусть уж лучше сердится, вспыхивает как порох и строит карточные домики, которые тут же рассыпаются. Среди зимней тишины Бонвиля, в этой заброшенной, глухой дыре как бы снова возродились его парижские впечатления, прочтенные книги, споры с товарищами по институту. Все это было пропитано плохо переваренным пессимизмом, от которого остались лишь гениальные парадоксы, мрачная, зловещая поэзия Шопенгауэра. Девушка прекрасно понимала, что кузен обвиняет все человечество главным образом из-за своего поражения, из-за краха завода, от которого, как ему казалось, рухнула вселенная. Не желая углубляться в истинные причины, Полина горячо возражала ему, когда он, продолжая развивать свою старую тему, отрицал прогресс, говорил о бесплодности науки. Разве скотина Бутиньи не собирается нажить целое состояние на производстве соды для промышленности? К чему же тогда разоряться на какие-то исследования, пытаться раскрыть новые законы, если невежество одержало верх? И каждый раз, злобно скривив губы, он заканчивал спор словами, что наука лишь тогда принесет пользу, когда будет изобретен способ взорвать всю вселенную при помощи какого-нибудь гигантского снаряда. Затем следовал град холодных насмешек над коварством слепой Воли, которая руководит миром, над бессмысленной и нелепой жаждой жизни. Жизнь сплошное страдание. Он приверженец индийских факиров, проповедующих, что гибель мира несет освобождение человечеству. Он говорил, что ему претит всякая деятельность, предсказывал, что человечество в конце концов согласится на самоубийство и откажется давать жизнь новым поколениям, когда люди осознают, какую нелепую и жестокую комедию заставляет их разыгрывать неведомая сила, и тогда все рухнет в бездну. Полина выходила из себя, пыталась опровергнуть его, но терпела поражение, так как была невежественна в этих вопросах и не обладала, как выразился Лазар, «метафизическим мышлением». Однако она не желала признать себя побежденной, а когда Лазар однажды прочитал ей выдержки из произведений Шопенгауэра, она решительно послала к черту этого философа, который так оклеветал женщин. Если бы он не любил животных, она удушила бы его собственными руками. Здоровая, довольная настоящим и уповающая на будущее, Полина заставляла Лазара умолкать, заливаясь звонким смехом, — она побеждала своей жизнеутверждающей женственностью.
— Ах! — воскликнула она. — Ты говоришь глупости… О смерти будем думать, когда состаримся.
При упоминании о смерти, о которой Полина говорила так просто и весело, он всякий раз становился серьезен и отводил глаза. Обычно он менял тему, шепча:
— Умирают в любом возрасте.