Читаем Собрание сочинений. Т.4. полностью

Они проговорили до самого утра. Партизаны рассказали Курмиту о положении в районе, о настроениях среди крестьян. Не осталось почти ни одного двора, которого так или иначе не коснулся бы террор; так же, как в Риге, почти каждая семья оплакивала кого-нибудь из близких. А тут еще гужевая повинность, чрезмерные налоги, обдиралы-фюреры, ведущие надзор над хозяйственной жизнью, шпионы-десятники… Словом, у крестьянина не жизнь, а сущий ад. Большинство решило в будущем году засеять столько, чтобы хватило только на прокорм. Многие слушают московские радиопередачи, а официальным немецким сообщениям ни один здравомыслящий человек не верит. Но активность народа парализовал кровавый террор. Не видя ясной и определенной перспективы, крестьяне воздерживаются от решительных действий. Как-нибудь перетерпеть тяжелые времена, как-нибудь приспособиться, уцелеть — вот их сегодняшняя мудрость.

— Наша задача — превратить это пассивное сопротивление в активную борьбу, — сказал Курмит. — Пример партизан, ваши успехи много значат. Поэтому вам надо быть сильными. Сильными и мудрыми. А самое главное — не теряйте связи с народом. Нельзя допускать, чтобы народ был сам по себе, а вы — сами по себе. Только вместе с народом вы и можете что-то сделать.

3

Иманту заготовили справку, что он проработал лето пастухом в одном из крестьянских хозяйств Эзермуйжской волости и направляется в Ригу к родным. Бланк с печатью принес с собой Курмит.

В путь они вышли рано утром третьего января. За первый день отмахали километров сорок. По дороге Курмит завернул к своим родным в усадьбу Саутыни. Это было первое звено цепи. Обоих ходоков угостили обедом, и, когда они собрались идти, хозяин усадьбы провожал их за несколько километров. К вечеру они достигли хуторка Лидака, где и заночевали. Здесь хозяйничали на восьми пурвиетах две женщины — мать и дочь. Мать приходилась свояченицей Курмиту из Саутыней. Дочери ее Анне недавно исполнилось семнадцать лет, но ей можно было дать и больше. Высокая, ловкая и быстрая, она весь вечер ходила по домику, напевая все одну и ту же песню:

Парню руку я далаПравую, не левую,Айя-я, тра-ла-ла,Правую, не левую.

Имант вспомнил, как эту песню однажды стала напевать Ингрида. Он еще тогда поддразнил сестру: кто тот парень, которому она дала руку, и знает ли об этом мать? Ингрида покраснела, рассердилась и потом молчала весь вечер. Они, конечно, опять помирились, но песню эту Ингрида с тех пор больше не пела. И теперь, греясь у печки и слушая голосок Анны, Имант почувствовал жалость и раскаяние. Не надо было дразнить Ингриду. Ясно, что пела, не думая о словах песни, — никакого парня у нее не было. Да и у Анны тоже… Но Анна хоть взрослая девушка. Иногда она так лукаво смотрит в глаза, будто хочет позвать: пойдем, побегаем наперегонки. Красивая девушка… Только живется им, видать, неважно — коровенка да несколько кур, больше нет ничего. Летом, наверно, ходят с матерью подрабатывать к богатым соседям. На комодике у нее стоит фотография какого-то парня в зеленой картонной рамочке. Наверно, родственник или школьный товарищ. Хотя кто ее знает… Прибирая комнату, Анна нет-нет да и посмотрит на карточку своими карими глазами. Милая какая, прямо голубка.

Перед тем как лечь, Ансис Курмит вышел в кухоньку и долго разговаривал с девушкой. Потом сказал Иманту, что Анна будет вторым звеном в цепи. И если когда придется, обращаться надо к ней, а не к матери.

Рано утром они отправились в путь и шли весь день. Один раз их было задержали, но у обоих документы были в порядке, и их объяснения удовлетворили шуцманов. Вечером, дойдя до усадьбы, где предполагалось переночевать, Курмит не сразу вошел в нее. Это было огромное хозяйство, целая мыза, раскинувшаяся у самого большака. Столько всего здесь было, что сразу трудно было глазом охватить все эти коровники, конюшни, мельницу с множеством разных пристроек. На пригорке стоял жилой дом. Поодаль, через дорогу, лепилась ветхая хибарка — жилье батрака или подворника. Курмит сначала пригляделся, что делается на хозяйском дворе, но, не заметив ничего подозрительного, подошел с Имантом к хибарке и стал тихонько торкаться в дверь. Их впустила старушка.

— Что, Эльмара нет дома? — спросил Курмит.

— На дальний луг, сынок, уехал, за сеном. Скоро должен вернуться.

— Вам поклон от мамаши Лидаки. По дороге заходил к ним.

— Как там Анныня живет? Здорова ли? — приветливо спросила старушка.

— Ничего, бабушка Аунынь, хорошо. Обещала недельки через две навестить вас. Не стоит… — махнул рукой Курмит, заметив, что старушка хочет засветить лампочку. — Лучше посумерничаем. Придут еще из хозяйского дома, станут узнавать, что за гости. Мы ведь думаем переночевать у вас.

— А! Тогда, и правда, лучше без огня. У Айзупиета сыновья до того любопытные, до того любопытные… Оба в айзсаргах. А старший, тот теперь шуцманом.

— Ну, пусть лучше он не знает, что у вас чужие люди. А утром, чуть свет, мы уйдем. Что, Эльмар в городе не был?

Перейти на страницу:

Похожие книги