В минуты,Когда, озираясь, беспомощно ждешь перемены, НевольноСкуратова образ всплывает, как призрак гангрены… О счастье,Что в мир мы явились позднее, чем предки! Все лучшеПо Чехову жить, чем биться под пытками в клетке… Что мукиДуховных застенков, смягченных привычной печалью, Пред адомХрустящих костей и мяса под жадною сталью? У нас ведьСимфонии, книги, поездки в Европу… и Дума — При ГрозномТак страшно и так бесконечно угрюмо… Умрем мы,И дети умрут, и другое придет поколенье — В минутыПовышенных, новых и острых сомнений Вновь скажутОни, озираясь с беспомощным смехом угрюмым: «О счастье,Что мы родились после той удивительной Думы! Все лучшеК исканиям новым идти, томясь и срываясь, Чем, молча,Позором своим любоваться, в плену задыхаясь».<1911>
Лекционная религия пудами прибывает.На безверье заработать можно очень хорошо.Современные банкроты испугались беспроблемья —Отрыгнув Проблему Пола, надо ж что-нибудь жевать!Много есть на свете мяса, покупающего книги,Заполняющего залы из-за месячных проблем.Кто-то хитрый и трусливый первый крикнул рыбье слово,И сбежались остальные, как на уличный скандал!Успокоиться так любо! Дай им с формулами веру,С иностранными словами, с математикой тоски.Брось им кость для нудных споров о Великом НезнакомцеЭта тема бесконечна для варьяций индюков.Как приятно строить мостик из бездарных слов и воплейИ научно морщить брови, и мистически сопеть…И с куриным самомненьем сожалеть о тех «незрячих»,Кто, закрыв лицо руками, целомудренно молчит.С авиатикою слабо… И уже надоедаетКаждый день читать, как Игрек грудь и череп раздробил…От идей слова остались, а от слов остались буквы —Что нам стоит! Можно к Небу на безверье полететь.На Шаляпина билеты достают одни счастливцы.Здесь же можно за полтинник вечность щупать за бока!Мой знакомый, Павел Стружкин, замечательная личность:Он играет на бильярде, как армейский капитан.Двести двадцать слов он знает на российском диалектеИ завязывает галстук на двенадцать номеров.Но вчера я на заборе увидал с тоской афишу:Павел Стружкин. «Бог и вечность». Бедный Тенишевский зал!Вам смешно? А мне нисколько. Я его не буду слушать,Ну а вам не удержаться, мой читатель дорогой…Можно вволю посмеяться, покричать, побесноваться —Кой-кому сия проблема заменяет даже цирк.«Скучно жить на белом свете!» — Это Гоголем открыто,До него же — Соломоном, а сейчас — хотя бы мной.<1910>