Желтых лыж шипящий бег,Оснеженных елей лапы,Белый-белый-белый снег,Камни — старые растяпы,Воздух пьяный,Ширь поляны…Тишина!Бодрый лес мой, добрый лесРазбросался, запушилсяДо опаловых небес.Ни бугров, ни мху, ни пней —Только сизый сон теней,Только дров ряды немые,Только ворон на сосне…Успокоенную больЗанесло глухим раздумьем.Все обычное — как рольРезонерства и безумья…Снег кружится,Лес дымится.В оба, в оба! —Чуть не въехал в мерзлый ельник!Вон лохматый можжевельникДерзко вылез из сугроба,След саней свернул на мызу…Ели встряхивают ризу.Руки ниже,Лыжи ближе,Бей бамбуковою палкойО хрустящий юный снег!Ах, быть может, ПетербургаНа земле не существует?Может быть, есть только лыжи,Лес, запудренные дали,Десять градусов, беспечностьИ сосульки на усах?Может быть, там, за чертоюДымно-праздничных деревьев,Нет гогочущих кретинов,Громких слов и наглых жестов,Изменяющих красавиц,Плоско-стертых серых Лишних,Патриотов и шпионов,Терпеливо робких стонов,Бледных дней и мелочей?..На ольхе, вблизи дорожки,Чуть качаются сережки,Истомленные зимой.Желтовато-розоватыйПобежал залив заката —Снег синей,Тень темней…Отчего глазам больней?Лес и небо ль загрустили,Уходя в ночную даль,—Я ли в них неосторожноПерелил свою печаль?Тише, тише, снег хрустящий,Темный, жуткий, старый снег…Ах, зовет гудящий гонг:«Диги-донг!» —К пансионскому обеду…Снова буду молча кушать,Отчужденный, как удод,И привычно-тупо слушать,Как сосед кричит соседу,Что Исакий каждый годОпускается все ниже…Тише, снег мой, тише, лыжи!<1911>
На сосне хлопочет дятел,У сорок дрожат хвосты…Толстый снег законопатилВсе овражки, все кусты.Чертов ветер с хриплым писком,Взбив до неба дымный прах,Мутно-белым василискомБьется в бешеных снегах.Смерть и холод! Хорошо быС диким визгом взвиться ввысьИ упасть стремглав в сугробы,Как подстреленная рысь…И выглядывать оттуда,Превращаясь в снежный ком,С безразличием верблюда,Занесенного песком.А потом — весной лиловой —Вдруг растаять… закружить…И случайную коровуБеззаботно напоить.<1911>
В старинном городе чужом и странно близкомУспокоение мечтой пленило ум.Не думая о временном и низком,По узким улицам плетешься наобум…В картинных галереях — в вялом телеПроснулись все мелодии чудесИ у мадонн чужого Боттичелли,Не веря, служишь столько тихих месс…Перед Давидом Микеланджело так жуткоСледить, забыв века, в тревожной вереЗа выраженьем сильного лица!О, как привыкнуть вновь к туманным суткам,К растлениям, самоубийствам и холере,К болотному терпенью без конца?..<1910>