Собрание сочинений. Иные боги и другие истории

Самое ужасное началось в мае 1915 года, когда я впервые увидел живых существ. Это произошло еще до того, как я познакомился с древними мифами и описаниями аналогичных случаев в истории медицины, и потому я был застигнут врасплох.

Еще ранее, по мере ослабевания барьеров, разгораживавших мое сознание, я начал замечать странные сгустки тумана в отдельных местах внутри здания или на улицах. Постепенно туманные пятна становились более плотными и определенными, пока однажды я не узрел очертания этих монстров во всей их красе. Передо мной возникли громадные, переливавшиеся радужными цветами конусообразные тела около десяти футов высотой и столь же широкие у основания конуса. Их толстая складчатая кожа была покрыта подобием чешуи, а из верхушек конуса выступали по четыре гибких отростка, каждый толщиною в фут, имевших ту же складчатую структуру, что и сами тела. Отростки эти могли сжиматься до минимума и вытягиваться, достигая десятифутовой длины. Два из них имели на концах нечто вроде огромных клешней, третий оканчивался четырьмя ярко-красными раструбами, а последний нес желтоватый, неправильной формы шар диаметром примерно в два фута, по центральной окружности которого располагались три больших темных глаза.

Эта уродливая голова была увенчана четырьмя длинными стебельками с утолщениями, напоминавшими по виду цветочные бутоны, а из нижней ее части свисали восемь бледно-зеленых усиков или щупалец. Основание конуса было окаймлено серым пружинящим материалом, который, растягиваясь и сокращаясь, передвигал таким образом всю эту громоздкую массу.

Действия этих существ, хотя и совершенно безвредные, напугали меня еще больше, чем их внешний облик, – труднее всего было представить столь жутких тварей делающими самые обыденные вещи, характерные, казалось бы, только для человека. Они неторопливо передвигались по залам дворца, брали с полок отдельные книги и переходили с ними к столам или же, наоборот, возвращали книги на свои места, предварительно сделав кое-какие записи особыми стержнями, которые они ловко сжимали бледно-зелеными щупальцами нижней части головы. Массивные конечности-клешни использовались ими при переноске книг и для разговора – речь их состояла из шорохов и пощелкиваний.

У них не было никакой одежды, но имелись своеобразные рюкзаки или ранцы, надеваемые на верхнюю половину конуса. Как правило, они держали голову на одном уровне с вершиной тела, но при желании могли ее опускать или поднимать гораздо выше.

Три других отростка, находясь в бездействии, обычно свисали вдоль тела, вытянутые примерно на пять футов. По той скорости, с какой они прочитывали страницы книг, писали и управлялись со своими машинами – в частности, со стоявшими на столах аппаратами, которые имели какое-то отношение к мыслительной деятельности, – я заключил, что степень развития их интеллекта была неизмеримо выше человеческой.

Позднее я уже видел их повсюду: они сновали по коридорам и громадным залам, обслуживали механизмы в сводчатых подземных цехах и мчались по широким дорогам в тяжелых остроносых машинах. Я довольно скоро перестал их бояться, обнаружив, что они на редкость гармонично – если слово «гармония» здесь вообще применимо – дополняли собой окружающий абсурдный пейзаж.

Понемногу я научился различать их между собой, отметив, что некоторые особи держатся как-то скованно и неуверенно. Не выделяясь среди прочих по внешнему виду, они резко отличались своим поведением и самой манерой двигаться – причем отличались не только от основной массы, но и друг от друга.

Эти последние много писали; сквозь дымку сновидений я разглядел, что их страницы были исписаны самыми разными типами знаков, но никогда я не видел выходящими из-под их пера обычные здесь криволинейные иероглифы. Пару раз, как мне показалось, промелькнул даже латинский алфавит. Большинство этих особей работали значительно медленнее, чем основная масса их собратьев.

В то время мое присутствие в снах ограничивалось ролью пассивного бестелесного наблюдателя, свободно перемещавшегося во всех направлениях, не сходя, впрочем, с проторенных дорог и не превышая обычных здесь скоростей передвижения. Однако с августа 1915 года меня начали тревожить первые намеки на мою телесную форму. Я сказал – намеки, потому что в начальной фазе это было чисто абстрактное чувство, какой-то необъяснимый страх, связывающий мои сновидения с теми приступами брезгливости, что я еще прежде испытывал по отношению к своему телу. До той поры в снах я всячески избегал смотреть вниз на самого себя и, помнится, был рад отсутствию зеркал в огромных комнатах призрачного дома. Одновременно меня беспокоил тот факт, что я запросто мог обозревать поверхность каменных столов, каждый из которых был высотой не ниже десяти футов.