Собрание сочинений

             Отверзъ небесну дверь Денницы перстъ златой,
             Румяная заря встрчалась съ темнотой;
             Гд кисть густую тнь отъ свта отличаетъ,
             Тамъ зрнiе черты межъ ими не встрчаетъ,
   5          Смшенье сходное при утреннихъ часахъ,
             Въ слiянномъ съ нощью дни казалось въ небесахъ;
             Мракъ тонкiй изчезалъ, сiянiе раждалось,
             И каждо существо со свтомъ пробуждалось.
             Тму гонитъ съ небеси прiятная заря;
   10          Виднье гнало прочь печали отъ Царя:
             Изъ храма Iоаннъ съ пустынникомъ выходитъ,
             И зрнiе на долъ съ вершины горъ возводитъ;
             Сквозь чистый воздухъ зритъ прiятныя поля:
             Тамъ нжной зеленью одлася земля,
   15          И представлялася цвгы производяща,
             Какъ въ первый разъ изъ рукъ Господнихъ изходяща;
             Зефиры тихiе играютъ по лсамъ,
             И свжесть отдаютъ земл и небесамъ;
             Поля жемчужною росою орошенны,
   20          Со мрачностью ночной бгутъ пары сгущенны.
             Когда бесдовалъ съ Монархомъ Вассiянъ,
             Сокрылись ужасы отъ сихъ угрюмыхъ странъ,
             И дождъ, небесный дождь, лсовъ и горъ питатель,
             Прохлады алчущихъ, и жизни сталъ податель:
   25          Какъ будто старцевыхъ внимая сил словъ,
             Ркою зашумлъ изъ хладныхъ облаковъ;
             Долины томныя и рощи оживились,
             Былинки напились, цвты въ лугахъ явились;
             Лазоревый покровъ одлъ поверхность горъ.
   30          Взводя на все сiе Монархъ веселый взоръ,
             Вщалъ: Великiй Богъ! о коль Теб не трудно
             Во свт то творить, что дивно намъ и чудно!
             Но трудно намъ Твои щедроты заслужить,
             Ты Богъ! и Бога мы умемъ раздражить.
   35                    Глубоку мысль сiю питай всегда о Бог;
             Но, старецъ рекъ, иди; твой станъ теперь въ тревог,
             Иди! друзей твоихъ и войски успокой,
             Неизреченною сндаемы тоской;
             При семъ не забывай ужаснаго виднья:
   40          Твой Богъ теб Отецъ; ты будь отцемъ владнья!
             Разумный Царь почтенъ, хотя нещастенъ онъ;
             Не злоключенiя, пороки зыблютъ тронъ.

                       Прiоснивъ Царя, съ горы его низводитъ,
             Гд спящаго въ трав Алея Царь находитъ;
   45          Се врный рабъ теб! Монарху старецъ рекъ,
             Не въ дружб, но въ любви онъ слабый человкъ;
             Люби и чти его!… Алей свой сонъ оставилъ.
             Сокрылся Вассiянъ…. Царь къ войску путь направилъ;
             И слезы радостны лiя въ сей мирный часъ,
   50          По бдствахъ видъ имлъ спокойный въ первый разъ.
             Во стан между тмъ, когда Монархъ сокрылся,
             Неизреченный страхъ и ужасъ воцарился;
             Адашевъ по шатрамъ ходилъ какъ вн ума,
             Ему казалася мрачне нощи тма,
   55          Колеблемой земля, по коей онъ ступаетъ;
             Молчитъ, языкъ его къ гортани прилипаетъ;
             Трепещетъ какъ тростникъ, во вс страны смотря,
             Не сметъ вымолвить, что нтъ нигд Царя;
             Онъ рыщетъ по лсамъ, на холмы онъ взбгаетъ,
   60          Услышать ходъ Царевъ, къ земл онъ прилегаетъ;
             Не внемлетъ и не зритъ!… Толико грозный рокъ
             Надолго скрытымъ быть отъ воинства не могъ:
             Царево тайное отсутствiе познали;
             Винить лишеньемъ симъ другъ друга начинали;
   65          Претерпвающи злощастье многи дни,
             Въ сей часъ нещастными почли себя они;
             Печали, гладъ, тоска гоненья, скорби люты,
             Явились страшны имъ, лишь только съ сей минуты.
             Гд Царь нашъ? гд нашъ другъ? повсюду вопiютъ;
   70          Умолкнутъ вдругъ они, и токи слезъ лiютъ!…
             Но ратниковъ въ сей часъ внимая сокрушенью,
             Послали Небеса прохладу къ утшенью:
             Древами зашумлъ зефиръ издалека,
             И многоводныя надвинулъ облака,
   75          Которы въ воздух какъ горы вкругъ ходили,
             Сперлись, и вдругъ поля и рощи одождили.
             Владющiй до днесь Ордынскою страной,
             Отъ втровъ прячется, подъ жаркiй поясъ зной;
             Цвты и былiя въ долинахъ оживали;
   80          А ратники Царя лишенны унывали;
             Омытые дождемъ, среди своихъ прохладъ,
             Вщали: зной пошли, о Небо! намъ назадъ;
             Да голодъ насъ мертвитъ и жажда несказанна,
             Лишь только намъ отдай обратно Iоанна!
   85          Разсыпались они по дебрямъ и лсамъ,
             Простерлись голоса плачевны къ Небесамъ;
             Отдайте горы намъ Царя! они взываютъ:
             Изъ рощей, изъ пещеръ Монарха призываютъ;
             Но повторяемый стократно въ дебряхъ гласъ,
   90          Имъ будто отвчалъ: Монарха нтъ у насъ,
             Съ вечернiя зари до утренней ходили;
             Безстрашнымъ, тропки имъ сумннье наводили.

                       Уже предъ свтлою зарей изчезла тнь,
             Луна подъ землю шла, и воцарялся день;
   95          Адашевъ, слдуя склоненiю Цареву,
             Рыдая шелъ къ тому развсистому древу,
             Подъ коимъ Iоаннъ въ нощи виднье зрлъ.
             Онъ шлемъ и мечь его подъ древомъ усмотрлъ,
             Которые Монархъ въ забвенiи оставилъ,
   100          Когда къ пустыннику съ Алеемъ путь направилъ.
             Какое смутное виднье для него!
             Оледенла кровь вкругъ сердца у него;
             Воскрикнуть хощетъ онъ, но не иметъ мочи;
             Остановилися стопы его и очи.
   105          Такое зрлище, какъ острая стрла,
             Пронзила грудь его и сердце сквозь прошла;
             Онъ руки къ небесамъ трепещущи возноситъ,
             Истолкованiя въ семъ дл темномъ проситъ;
             Взрыдалъ, и предъ собой воителей узрлъ!
   110          Какъ хладный истуканъ, на нихъ Герой смотрлъ;
             Воители его болнью сострадаютъ,
             Бiя во грудь себя, на землю упадаютъ.
             Волнующiйся духъ въ Адашев утихъ,
             И вопрошающу о Iоанн ихъ,
   115          Объемлющи его колни повторяли:
             Увы! и мы Царя Алея потеряли!
             Тогда повдаютъ гонимы рокомъ злымъ,
             Свое свиданiе и разлученье съ нимъ;
             Адашева въ тоск ихъ повсть утшаетъ,
   120          Онъ къ рощ, гд Алей сокрылся, поспшаетъ;
             Летитъ чрезъ холмы онъ, усердiемъ горя,
             И зритъ вдали… онъ зритъ… идущаго Царя!
             Какъ огнь влечетъ къ себ свтильникъ потушенный,
             Такъ былъ къ Царю влекомъ Адашевъ восхищенный;
   125          Онъ будто Ангела сходяща зрлъ съ небесъ,
             Въ объятiя къ Царю повергся съ токомъ слезъ.

                       Ты врнымъ другомъ быть, вщаетъ Царь, умешь;
             Единаго искавъ, ты двухъ друзей имешь;
             Объ отлученiи моемъ не сожалй;
   130          Не плачь, я здравъ, и вренъ намъ Алей.

                       Т рчи общее спокойство увнчали.
             Зефиры къ воинству слова сiи помчали;
             Прiятнй всть была зари лучей златыхъ,
             И сладостнй дождя по многихъ дняхъ сухихъ;
   135          Свтле небеса и солнце появилось;
             Вщаньемъ о Цар все войско оживилось.
             Пришелъ нашъ Царь! пришелъ! повсюду вопiютъ;
             Имъ взгляды Царскiе обратно жизнь даютъ!
             Касаясь ризъ его, стопы его лобзаютъ,
   140          И воплемъ радостнымъ небесный сводъ пронзаютъ.
             Такъ токомъ водъ Мойсей пустыню усладилъ,
             Которы онъ жезломъ изъ камня изцдилъ:
             Подобно Царскiй взоръ, едино къ войскамъ слово,
             Прохладу имъ сулятъ, покой и щастье ново;
   145          Его присутствiе блаженство принесло;
             Воскресли радости и стало мертво зло.

                       Внимая грому трубъ Россiйскихъ смутны Орды;
             Престали дерзки быть, престали быти горды;
             Какъ юница падетъ къ стопамъ идуща льва,
   150          Простерлись предъ Царемъ Кокшайцы и Мордва;
             Приходятъ, въ дань ему корысть и жизнь приносятъ,
             За наглости свои помилованья просятъ,
             Вщая искренно, что двигли ихъ на брань,
             И суеврiе, и гордая Казань;
   155          Два мрака души ихъ и мысли ослпили;
             Что въ буйности они къ измн приступили;
             Но совсть изгнала вражду изъ ихъ сердецъ,
             И быть они хотятъ рабами наконецъ.

                       Со умиленiемъ Монархъ просящимъ внемлетъ,
   160          И въ подданныхъ число своихъ враговъ прiемлетъ.
             Тогда наполнился ущербъ его полковъ,
             Донын множимый отъ скорби и враговъ;
             На мсто страждущихъ, на мсто умерщвленныхъ,
             Находитъ храбростью людей одушевленныхъ.
   165          Такое диво зрлъ въ Колхидiи Язонъ,
             Когда, разся тамъ змiины зубы онъ,
             Увидлъ шлемы вдругъ, щиты, мечи блестящи,
             И войски изъ земли какъ класы изходящи.
             Кочующи Мурзы, внимая ратный шумъ,
   170          Потупили глаза, унизивъ гордый умъ;
             Изъ подъ Казанскаго разторженна покрова,
             Отъ молнiи, что ихъ разить была готова,
             Россiйскаго Орла подъ крылья притекли,
             И тамъ пристанище отъ бурей обрли.
   175          Склонилися къ нему Висей со Еникеемъ,
             Монархъ отнын сталъ ихъ другомъ, не злодемъ.
             Какъ бурная рка со воинствомъ своимъ
             Къ Свiяжску двигнулся, и страхъ пошелъ предъ нимъ;
             Соединилися, о дивная премна!
   180          Махометанскiя съ Россiйскими знамена.
             Уже какъ два крыла раскинувый орелъ,
             По воздуху съ дтьми, такъ Царь на брань летлъ;
             Подобны тучамъ двумъ дв зрлись войска части,
             Предохраняющи Россiю отъ напасти.
   185          Когда вступилъ Герой въ Свiяжскiя поля,
             Ликующей ему представилась земля;
             Которыхъ жители Россiи покорились,
             Т селы въ тишин какъ садъ изобразились;
             Щедротой ихъ привлекъ къ покорству Iоаннъ:
   190          Изчезла злоба ихъ противу Христiянъ;
             Не изнуренные ни данью, ни трудами,
             Между великими покоятся скирдами;
             Тамъ нивы тучныя, тамъ сладкiе плоды,
             Казали роскоши и щастiя слды;
   195          Среди прозрачныхъ водъ, въ лугахъ, въ долинахъ мирныхъ
             Стртаются стада воловъ и агнцевъ жирныхъ;
             Подъ тнiю древесъ внки пастушки вьютъ,
             Прiятну жизнь он и нжности поютъ.
             Тамъ ризу пеструю раскинула природа;
   200          Написанна въ очахъ у всхъ цвла свобода;
             Ласкаютъ воинство, за войскомъ идутъ въ слдъ,
             Усердны жители нося млеко и медъ.
             Какое двухъ державъ несходство предлежало!
             Увеселивъ гдаза, оно сердца сжимало,
   205          И жалость во слезахъ на воиновъ воззрвъ,
             Умножила въ Цар стремленiе и гнвъ;
             Не смлъ ни зной, ни вихрь въ пути его тревожить,
             Но радость общую и Царскую умножить!
             Едва нолки въ Свiяжскъ оружiя внесли,
   210          Съ Морозовымъ ладьи ко брегу притекли,
             И вопль, веселый вопль небесный сводъ пронзаетъ!
             Отъ волнъ спасеннаго какъ сына мать лобзаетъ,
             Съ такимъ восторгомъ Царь пловущихъ цловалъ,
             Которыхъ потерять на вки уповалъ.
   215                    Умысливъ дать примръ Казани горделивой,
             Едва вступилъ въ Свiяжскъ сей Царь мирилюбивой,
             Съ увщеванiемъ и кротостiю словъ,
             Оливну втвь вручивъ, послалъ туда пословъ;
             Веллъ мятежникамъ кичливыя Казани
   220          Миръ вчный предложить, или кровавы брани.
             Ведущая меня донын на Парнасъ,
             О Муза! укроти на время трубный гласъ.
             Послы грядутъ въ Казань со миромъ, не съ войною;
             Въ сей градъ, мятежный градъ, прейди и ты со мною;
   225          Повдай прежнихъ бдствъ Алеевыхъ вину;
             Развратъ его представь, дай лиру, пть начну!

                       Подъ лунною чертой Духъ темный обитаетъ,
             Который день и нощь по всмъ странамъ летаетъ,
             Раждаетъ онъ вражды между земныхъ Князей;
   230          Раждаетъ мятежи, разрывы межъ друзей,
             Онъ вноситъ огнь и мечь въ естественны законы;
             Гражданску точитъ кровь, колеблетъ Царски троны;
             Сердца тревожитъ онъ, супружни узы рветъ;
             Всхъ мучитъ, всхъ крушитъ, Раздоромъ онъ слыветъ.
   235          Сей Духъ существовалъ при сотвореньи неба;
             Единородный сынъ и Нощи и Ереба,
             Во мрак утаясь, сiянье похищалъ,
             Молчащу тишину, ставъ бурей, возмущалъ,
             Во мраз крояся, сражался съ теплотою,
   240          Онъ воздухъ воружалъ на брань съ водой густою.
             Когда въ Едем жилъ безбдно человкъ,
             Во древ знанiя скрывалъ желзный вкъ;
             Надъ нашимъ праотцемъ, праматерью прельщеннымъ,
             Плодомъ возликовалъ вкушенью запрещеннымъ;
   245          На шар здшнемъ онъ отъ тхъ времянъ живетъ;
             Гнздилище его и царство цлый свтъ.
             Онъ сетъ тамо зло, гд только есть народы;
             Пустыни гд найдетъ, мутитъ песчаны воды;
             Дыхаетъ пламенемъ изъ чрева онъ земли,
   250          Бросаетъ въ ярости о камень корабли;
             Въ пучин воздуха онъ скорби разтравляетъ;
             Онъ движитъ бурями, и громы составляетъ;
             Болзни, горести, земное каждо зло,
             Изъ мрачныхъ чреслъ его въ сей мiръ произтекло.
   255                    Безбожiе, во тму бездонну погруженно,
             Лежало будто бы перуномъ пораженно;
             Комет пламенной его подобенъ видъ;
             Терзаютъ грудь его досада, гнвъ и стыдъ.
             Туманны очеса на Iоанна взводитъ,
   260          Ожесточается, трепещетъ, въ ярость входитъ,
             Вщаетъ: Нтъ! Москв не дамъ торжествовать!
             Смущу Казань! смущу! адъ будетъ ликовать!
             И страшный пламенникъ рукой дрожащей емлетъ;
             Изъ вчной тмы ползетъ, главу свою подъемлетъ,
   265          Шипящи у него ехидны вкругъ чела,
             Изображали страхъ разгнваннаго зла;
             Куда ни ступитъ, все мертвитъ и пожигаетъ;
             Въ свирпств, въ бшенств къ Раздору прибгаетъ;
             Чего ты мшкаешь? со стономъ вопiетъ:
   270          Въ прiятной тишин покоится весь свтъ;
             Казань безпечною любовью услажденна,
             Иль скоро быть должна Россiей побжденна,
             Или не постыдясь невольническихъ узъ,
             Съ Москвою рабственный содлаетъ союзъ,
   275          Настанетъ здсь покой! Почто, почто коснешь?
             Стыдись, что званiе Раздора ты имешь;
             Смутило бъ я весь мiръ, но дло то твое:
             Для сихъ великихъ длъ имешь бытiе.
             Безбожiе Раздоръ къ злодйству ополчаетъ,
   280          И пламенникъ ему изъ рукъ своихъ вручаетъ.
             Со скрежетомъ сказавъ: Гряди, гряди въ Казань,
             И тамо сй вражду, мятежъ, измну, брань!…
             Ко поднебесности восточной уклонился,
             И пламенной змей Раздоръ въ Казань пустился;
   285          Любовью видитъ онъ Сумбекинъ полный взоръ;
             Но въ грудь ея взглянувъ, прочелъ на ней притворъ,
             Примтилъ скрытую у ней на сердц рану,
             Къ Алею хладъ одинъ, но всю любовь къ Осману,
             Тогда объемля градъ геенскихъ мракомъ крилъ,
   290          Съ Сумбекой на вражду Османа примирилъ.
             Любовной страстiю Царица ослпленна,
             Не зрла бездны той, въ котору углубленна;
             И терна межъ цвтовъ не чувствуя она,
             Склонила злобнаго къ совту Сагруна;
   295          Признанiемъ болзнь сердечну облегчила;
             Нещастная! она злодю мечь вручила;
             Открылась во всей мучительной любви,
             Возобновленный жаръ казала во крови,
             Но миръ уставленный, прiятный миръ съ Османомъ,
   300          Еще прикрасила лукавствомъ и обманомъ;
             Повдала она предвозвщанья т,
             Которы ей изрекъ супругъ ея въ мечт,
             Что грома страшнаго не будетъ слышно брани,
             Докол Царь Алей не выдетъ изъ Казани.
   305          Коль мн изгнать его, возкрикнула она,
             Мгновенно закипитъ кровавая война;
             Когда съ нимъ купно жить, и здсь Царя оставить,
             Спокойства сладкаго не можно мн возставить;
             Что длать, и къ чему нещастной прибжать?
   310          Того люблю, того не смю раздражать.

                       Сагрунъ, который ихъ какъ тартаръ ненавидлъ,
             Вяимая рчи т, вблизи надежду видлъ;
             Надежду лестную, котора наконецъ
             Казанской для него вдали плела внецъ;
   315          Густыми мраками лукавства онъ увился,
             Недоумющимъ, задумчивымъ явился;
             Не показующiй измны никакой,
             Нахмуренно чело дрожащей теръ рукой;
             По томъ какъ будто бы тревожась и робя,
   320          Вщалъ: усилила Царица ты Алея;
             Мы бременемъ его руки угнетены;
             Кмъ сти для него быть могутъ сплетены?
             Я только то скажу, что жалость я имю;
             Но дале вщать не долженъ и не смю.
   325                    Вщай, и не страшись, Сумбека вопiетъ;
             Ахъ! естьли грхъ любить, такъ цлый гршенъ свтъ.
             Увы, нещастная! но я внца лишуся,
             Когда отсель изгнать Алея соглашуся;
             Слова пророчески могуль пренебрегать?
   330          Могу ли завсегда Османа убгать?
             Сумбека мучилась, Сумбека тосковала,
             И руки у раба рыдая цловала.
             Къ толикимъ низостямъ приводитъ нжна страсть!
             Влекущiй по цвтамъ Сумбеку въ стыдъ, въ напасть,
   335          Сагрунъ вздыхая рекъ: Нещастная! тобою,
             Твоей любовiю, и лютою судьбою,
             Разтрогалась душа; подамъ теб совтъ;
             Но можетъ быть его почтетъ жестокимъ свтъ;
             Однако гд волна ладью къ скаламъ бросаетъ,
   340          Тамъ каждый плаватель себя отъ волнъ спасаетъ.
             Ты вдаешь, что два, столтiя назадъ,
             На мертвомъ череп воздвигнутъ здшнiй градъ,
             Но вмсто должныя главы Махометанской,
             Обманомъ въ землю скрытъ невольникъ Христiянской;
   345          И здсь погребена Россiйская глава,
             А тмъ пророчески нарушены слова,
             Которыхъ никогда Сагрунъ не позабудетъ:
             Чья будетъ здсь глава, того и царство будетъ!
             И такъ прейдетъ во власть Россiянъ городъ сей,
   350          Коль мы не отвратимъ погибели своей;
             Когда пророчества народу не припомнимъ,
             И ясныхъ словъ такихъ мы свято не исполнимъ.
             Въ вщанiяхъ всегда безплотный справедливъ:
             Алей во град семъ не долженъ быти живъ.
   355          Не мысли, чтобы сей совтъ внушала злоба,
             Но чаю, твой супругъ не съ тмъ возсталъ изъ гроба,
             Чтобъ главный нашего отечества злодй,
             Супругу получилъ и тронъ его, Алей;
             Не можно склонну быть ему на мысль такую;
   360          Я инако слова пророчески толкую,
             И тако думаю, что втайн думалъ онъ,
             Для точной пагубы Алея звать на тронъ,
             Алей уйдетъ отсель, я то вщаю смло;
             Но не уйдетъ его изъ стнъ Казанскихъ тло;
   365          Махометаниномъ развратникъ сей рожденъ,
             И долженъ быть на немъ сей городъ утвержденъ,
             Невольничью главу его главой замнимъ,
             Себя чрезъ то спасемъ, во благо зло премнимъ,
             Его погибелью Казанцовъ оживимъ,
   370          Супругу твоему вниманiе явимъ;
             Но, впрочемъ, на моихъ словахъ не утверждайся,
             Страдай, крушись, терпи, и браней дожидайся!

                       Сiе вщалъ Сагрунъ, имвый тусклый взглядъ;
             Свирпство отрыгалъ его устами адъ;
   375          Коварства у него, что въ сердц обитали,
             Невидимую сть Сумбек соплетали;
             Хотя ослплена, хотя была страстна,
             Но заразилася свирпствомъ и она,
             И грознымъ кажду рчь сопровождая взоромъ,
   380          Ко злоб двигнута содлалась Раздоромъ;
             Онъ крылья разпростеръ, къ темниц полетлъ,
             Нашедъ Османа тамъ, его въ чертогъ привелъ,
             И тамъ разсудки ихъ лишивъ съ Сумбекой свта,
             Составилъ точный видъ геенскаго совта:
   385          Тамъ Злоба извлекла окровавленный мечь,
             Она клялась народъ къ предательству возжечь;
             Простительнымъ сей грхъ имъ зло изобразило,
             И жало имъ свое, какъ мечь, въ сердца вонзило;
             Заставила Вражда убiйство имъ любить,
   390          Тогда условились Алея погубить.
             Сагрунъ съ веселiемъ безумной вол внемлетъ,
             Народъ возволновать на свой отвтъ прiемлетъ;
             Но чая умыслъ свой съ успхомъ предначать,
             Довренности въ знакъ взялъ Царскую печать.
   395                    Вщай Сумбекинъ гнвъ печальнымъ звономъ лира:
             Въ любови здлавшись вторая Деянира,
             Притворно пламенна, притворно ставъ нжна,
             Прислала съ ризою раба къ Царю она;
             Но твердую щитомъ имя добродтель,
   400          Отъ смерти близкiя избавился владтель;
             Въ сiи часы Османъ къ нему съ мечемъ влетлъ,
             И смерти пагубной предать его хотлъ;
             И въ самы т часы раздоръ въ народ ся,
             Сагрунъ изображалъ измнникомъ Алея;
   405          Отъ Царскаго двора отгнать сумннье прочь,
             Для возмущенiя глубоку избралъ ночь.

                       Внутри Казанскихъ стнъ надъ тинистымъ Булакомъ,
             Висящiй холмъ сдый есть многихъ лтъ признакомъ;
             Тамъ дубы гордые размтисто росли,
   410          Они верхи свои до облакъ вознесли,
             И втви по струямъ далеко простирали,
             Отрубленну главу подъ корнями скрывали;
             На сей-то дикiй холмъ, ко брегу мутныхъ водъ,
             Въ полночный часъ прiйти Сагрунъ склонилъ народъ.
   415          Всегда бываетъ чернь къ премнамъ ненасытна,
             И легкомысленна она, и любопытна.
             Едва свтило дня спустилося въ моря,
             Погасла въ небесахъ вечерняя заря,
             И звзды отъ страны полночной возблистали;
   420          Казанцы подъ стной сбираться въ груду стали.
             Немолкный шумъ древесъ, блистающа луна,
             И царствующа вкругъ глухая тишина,
             Непостижимый страхъ въ сердцахъ производили;
             Казалось, тни вкругъ невидимо ходили;
   425          Вдругъ нкiй бурный втръ по рощ зашумлъ,
             Сагрунъ держащъ кинжалъ, толпы въ средину вшелъ;
             Былъ виднъ на лиц лишенный духъ покою.
             Онъ хартiю держалъ дрожащею рукою;
             Кровавыми народъ глазами озиралъ;
   430          Безмолвствуя, и страхъ и ужасъ онъ вперялъ;
             Вздохнулъ, и тако рекъ со стономъ лицемрнымъ:
             Скажите: точно ли пришелъ я къ правоврнымъ?
             Не знаю, говорить, или еще молчать?
             Но какъ я утаю Царицыну печать!
   435          Она вамъ истинну рчей моихъ докажетъ,
             И то, что думаетъ Царица, вамъ разскажетъ;
             Я токмо есмь ея истолкователь словъ:
             Казанцы! громъ съ небесъ ударить въ насъ готовъ;
             Вы льститесь, увнчавъ Алея, быть въ поко,
   440          О! коль обманчиво спокойствiе такое!
             Подъ видомъ дружества сей врагъ пришелъ въ Казань,
             Дабы въ корысть собравъ съ Махометановъ дань,
             Ордынцовъ разорить и дать уставы новы,
             Казанцевъ заманить въ Московскiя оковы;
   445          Сей извергъ естества (злокозненный вщалъ)
             На васъ кресты взложить Россiи общалъ.
             Изображастъ онъ ужаснымъ Христiянство,
             Народъ въ страданiи, во тм Махометанство,
             Вельможей въ нищет, Сумбеку во плну,
   450          И въ рабств горестномъ Казанскую страну;
             О други! говоритъ, прощайтесь со женами,
             И дщерей горькими оплачте вы слезами!
             Какъ стрлы, т слова вщая, онъ кидалъ,
             Сумбекою свои доводы подтверждалъ….
   455          Вдругъ ропотъ возстаетъ, народъ поколебался;
             Какъ будто бы вода при бур взволновался,
             Движенiя придать волненiю сему,
             Сагрунъ стеная рекъ собранiю всему:
             Хотите ль, братiя, отечеству радя,
   460          Хотите ль изтребить измнника Алея?
             Хотимъ! вскричалъ народъ…. Клянитеся мн въ томъ;
             Зло должно изтреблять равнообразнымъ зломъ;
             И естьли къ вр вы привязаны любовью,
             Запечатлйте вашъ союзъ злодйской кровью;
   465          Здсь Христiянская глава въ земл лежитъ,
             Надъ ней присягу намъ устроить надлежитъ,
             Дабы внчаннаго злодя въ град вами
             Привыкнуть поражать неробкими руками;
             То длайте, что я… Онъ въ руки взявъ кинжалъ,
   470          Который у него отъ варварства дрожалъ,
             Разрылъ всю землю вкругъ: въ ней кости осязаетъ,
             Влечетъ главу, и мечь въ чело ея вонзаетъ;
             Но пламень издала разрушася она,
             И въ ужасъ привела народъ и Сагруна…
   475          Казанцы, варварскiй примръ въ очахъ имя,
             Разятъ главу, разить готовяся Алея;
             Поднявъ кинжалы вверьхъ, клянутся Сагруну,
             Призвавъ въ свидтельство свирпства ихъ луну.
             Луна подвиглась вспять, когда на нихъ воззрла,
   480          И темной тучею лице свое одла;
             Но въ ярости народъ толико дерзокъ сталъ,
             Что онъ небесну тму за добрый знакъ считалъ.
             Роптанье, буйство, шумъ, проклятiя народны,
             Производили громъ, какъ рки многоводны.
   485          Убiйствомъ жаждущiй Сагрунъ изторгнувъ мечь,
             Ведетъ Казанску чернь всеобщiй бунтъ возжечь;
             Ругаются они внцемъ и Царскимъ саномъ.
             Но вдругъ встрчаются внутри двора съ Османомъ,
             Который шествуя, стеналъ, блднлъ, дрожалъ,
   490          И вшедшимъ возвстилъ, что Царь Алей бжалъ.
             Земля подъ Сагруномъ тогда поколебалась;
             Толико страшной всть преступнику казалась!
             По сердцу у него разпростирался мразъ,
             И слезы потекли отъ ярости изъ глазъ.
   495          Но свдавъ, кто сокрылъ отъ зврства ихъ Алея,
             Всю ярость устремилъ и злобу на Гирея;
             Свой мечь, кровавый мечь въ невинну грудь вонзить,
             Вздохнулъ, и клятву далъ Гирея поразить….
             Лнивою ногой къ намъ щастiе приходитъ,
   500          На крыльяхъ зло летитъ, и пагубу наводитъ;
             Святые олтари разитъ не рдко громъ!
             Спокоенъ шелъ Гирей, избавивъ друга, въ домъ;
             Благополучнымъ быть своею дружбой чаетъ,
             Грядетъ, и Сагруна съ народомъ онъ встрчаетъ.
   505          Какъ хищный вранъ летящъ по воздуху шумитъ,
             Сагрунъ, изсунувъ мечь, такъ бгъ къ нему стремитъ;
             И громко возопилъ: Отдай ты намъ Алея!
             Или въ теб почту отечества злодя.
             Но будто страшную увидвый змiю,
   510          Гирей подвигся вспять внимая рчь сiю;
             Врагами окруженъ и видя мечь блестящiй,
             Мгновенной смертiю за дружество грозящiй,
             Алея ищете, отвтствуетъ стеня:
             Алей не далеко; онъ въ сердц у меня!
   515          И естьли вы узнать, гд скрылся онъ, хотите,
             Такъ вскройте грудь мою, и въ ней его ищите;
             Онъ былъ, и нын тутъ!… Сiя святая рчь,
             Котораябъ должна потоки слезъ извлечь,
             Подвигла къ лютости сердца сiи суровы;
   520          Гирея повлекли, и ввергнули въ оковы.
             Влекомый Сагруномъ сей мужъ на смертну казнь,
             Спокойный видъ имлъ, а тотъ въ очахъ боязнь;
             Порокъ всегда унылъ, спокойна добродтель!
             Сагрунъ повелвалъ народомъ какъ владтель,
   525          И самовластенъ ставъ по злоб при двор,
             Назначилъ смертну казнь Гирею на зар.

                       Межъ тмъ крушенiя и безпокойства многи
             Какъ адъ, наполнили Сумбекины чертоги:
             Тамъ черная печаль разлившися кругомъ,
   530          Своею ризою покрыла Царскiй домъ;
             Сумбеку и любовь и совсть угрызаетъ,
             Надежда веселитъ, отчаянье терзаетъ,
             Любовь утхи ей, неврность страхъ сулитъ;
             Алея въ миртовыхъ садахъ искать велитъ.
   535          Стьми еленица, какъ будто устрашенна,
             Бжитъ по комнатамъ спокойствiя лишенна.
             Алея въ комнатахъ, въ садахъ Алея нтъ;
             Стеняща, Сагруна коварнаго клянетъ.
             Не нжность клятвы т, не жалость извлекала,
   540          Пророчества страшась, утекшаго искала;
             И токи слезъ ея единый былъ обманъ;
             Ей нуженъ не Алей, но нуженъ ей Османъ:
             Казалося, въ одномъ другова погубила
             И паче, нежель честь, порокъ она любила;
   545          Гирея плннаго изтязывать велитъ,
             Ему сокровища за искренность сулитъ.
             Но сей примрный другъ, какъ нкiй твердый камень,
             Пренебрегающiй валы и молнiй пламень,
             Въ бездонной глубин недвижимо стоитъ,
   550          Взнося чело свое, на громъ спокойно зритъ.
             Безсильна искусить честнаго человка,
             Съ Гирея снять главу дозволила Сумбека,
             Притворство, хитрости, лукавство и боязнь,
             Гирею скорую приготовляли казнь.
   555                    Уже небесное горящее свтило
             Ордынскiя поля и горы озарило;
             Но будто бы Казань гнусна была ему,
             Взирая на нее, скрываетъ лучь во тму:
             Нещастье ли оно Казанцамъ предвщало,
   560          Или свое лице отъ зла ихъ отвращало;
             Но солнце чрезъ Казань подобно такъ текло,
             Какъ будто зрлося сквозь темное стекло.
             Погасъ небесный огнь, но не угасла злоба;
             Невинность повлекла она ко дверямъ гроба;
   565          Подобенъ многому слiянью шумныхъ водъ,
             Тснится стекшiйся по улицамъ народъ.
             За добродтели на смерть безчеловчну,
             Изъ времянной идетъ Гирей въ темницу вчну:
             У ногъ трепещущихъ скиру смертну зритъ;
   570          Се жребiй твой Сагрунъ Гирею говоритъ,
             Въ услугахъ ты своихъ Алею сталъ безплоденъ,
             Яви ты намъ его, и будешь ты свободенъ.
             Похвально дружество; но ежели мы имъ
             Наносимъ общiй вредъ, мы дружбою гршимъ!…
   575          Теб ли чувствовать, рекъ узникъ, дружбы благо?
             Не посрамляй, злодй! ты имяни святаго;
             Небесна дружества извстна тмъ степень,
             Кто совстiю чистъ какъ солнце въ ясный день;
             А ты, носящiй ядъ и хитрость во утроб,
   580          Какъ ноющую кость, и тму во хладномъ гроб,
             Учися твердости, злодй! у чувствъ моихъ,
             И знай, что дружество мн даровало ихъ!
             Оно безцннй всхъ богатствъ земнаго круга;
             Приiятна съ другомъ жизнь, и смерть сладка за друга;
   585          О мой любезный Царь! о часть моей души!
             Спокоенъ будь Алей, отъ сихъ убiйцъ спши;
             Гд ты ни странствуешь, въ лсахъ, въ вертепахъ, въ мор,
             Мой духъ, безплотный духъ, тебя обрящетъ вскор;
             Заставитъ онъ узнать по нжностямъ себя,
   590          Дохнетъ и спрячется онъ въ сердц у тебя.
             А вы, нещастные вельможи и граждане!
             Рыдаю, видя васъ во пагубномъ обман;
             Прощаетъ васъ моя ко ближнему любовь;
             Но, ахъ! невинная отмстится вскор кровь:
   595          Сагрунъ!… се смерть тебя крилами осняетъ!…
             Вщая то, главу подъ острый мечь склоняетъ.

                       Сагрунъ умножить зла, а страхи уменьшить,
             Уже повелвалъ скоре казнь свершить.
             Се мечь уже сверкнулъ! но вдругъ какъ вихрь шумящiй,
   600          Народъ разсялся отъ казни прочь бжащiй:
             Тамъ лица блдныя, тамъ трепетъ, тамо стонъ;
             И се является ужасный Асталонъ!
             Какъ будто зданiе грозящее паденьемъ,
             Иль нкимъ темна нощь грозяща привидньемъ:
   605          Такъ рыцарь сей народъ по стогнамъ рязсыпалъ;
             Гремящъ оружiемъ, передъ Гиреемъ сталъ.

                       Подобно какъ главу увидящiй Медузы,
             Или почувствуя на членахъ тяжки узы,
             Свершитель казни мечь хотя въ рукахъ имлъ,
   610          Недвижимъ сдлался отъ страха, онмлъ.

                       Спокойно Асталонъ безвинной казни внемлетъ,
             Онъ узы тяжки рвет, Гирея онъ объемлетъ,
             Вскричавъ: О дружеской сокровище любви!
             Не бойся никого; живи Гирей! живи!
   615          Гонителямъ твоимъ во град смерть готова!
             Почто не я имлъ наперсника такова?

                       Межъ тмъ Сагрунъ уже во Царскiй дворъ вбжалъ,
             Цариц рыцаря врагомъ изображалъ.
             Лукавство никогда во злыхъ не умираетъ,
   620          Изгнать соперника Османа поощряетъ.
             Увренъ дерзости о слдствiяхъ худыхъ,
             Скрываетъ горькiй ядъ сей змiй въ рчахъ своихъ:
             Теперь, онъ говоритъ, коль храбрымъ ты явишься,
             Казанцовъ устрашишь, на трон укрпишься,
   625          Народную молву и наглость усмиришь;
             Единымъ словомъ ты Ордынцовъ покоришь,
             И непрепятственно облекшись во порфиру,
             Царицу прочь отгнавъ, на тронъ взведешь Эмиру.
             Обнявъ Османа онъ, слова сiи речетъ,
   630          И силою его на торжище влечетъ.
             Сумбека на него изъ терема взираетъ,
             Дрожащи руки въ слдъ Осману простираетъ;
             Постой, Османъ! постой! рыдая вопiетъ…
             Любовь его къ себ, а рокъ отъ ней влечетъ.
   635                    Сей Князь, развратный Князь, любовникъ малодушный,
             Не дйствамъ разума, но слабостямъ послушный,
             И нжности одн имющъ во ум,
             Идетъ за Сагруномъ, какъ блдна тнь во тм;
             Къ Эмир обративъ желанье и ко трону,
   640          Дрожащею стопой приходитъ къ Асталону.
             Онъ трижды блдныя уста отверзть хотлъ,
             Но трижды во устахъ языкъ его хладлъ,
             И будто на змiю ступивый странникъ въ пол,
             Сказалъ, не храбростью, но страхомъ двигнутъ бол:
   645          Кто звалъ тебя сюда вражда, или прiязнь?
             Коль другъ ты намъ, такъ дай свершить намъ смертну казнь;
             Мы общаго врага въ Гире наказуемъ,
             Но дружествомъ теб весь городъ обязуемъ.
             Какъ будто гордый кедръ вершиной съ высоты,
   650          Является взирать на слабые цвты:
             Такъ взоры Асталонъ на юношу низводитъ,
             Съ презрнiемъ нему, со скрежетомъ подходитъ;
             Но ты кто? онъ вщалъ какъ трубъ гремящихъ звукъ.
             Османъ отвтствовалъ: Царицынъ я супругъ!
   655          Тогда вступила кровь ко Асталону въ очи;
             Онъ вкуп вс свои собравъ тлесны мочи,
             Османа сильною рукой за грудь схватилъ,
             И трижды какъ перо вкругъ шлема обратилъ,
             Тряхнулъ и возопилъ: Се мзда ея измны!
   660          И на Казанскiя Османа вергнулъ стны;
             Разслася глава, по камнямъ мозгъ потекъ.
             Взирая, Асталонъ, на страждущаго, рекъ:
             Вотъ твой внецъ и тронъ! и въ злоб многоплодной
             Онъ палицу свою повергъ къ толп народной;
   665          Окаменвшему онъ такъ ему вщалъ:
             Я смертiю казнить измну общалъ!
             Теперь исполнилъ то. Скажите вы Сумбек,
             Чтобы не плакала о слабомъ человк;
             Во градъ сей не принесъ прiятныхъ взоровъ я;
   670          Но тронъ ея спасутъ рука и страсть моя;
             Однако я себя предъ нею не унижу;
             Я хитрости ея и вс коварства вижу;
             За то, что пренебречь меня она могла,
             Хощу, чтобы теперь ко мн въ шатеръ пришла;
   675          Я стану на лугахъ за градскими стнами,
             И утромъ жду ея съ Ордынскими Чинами;
             Я тамо сердце съ ней на вки обручу;
             Исполните сiе… велю! и такъ хочу!
             А ежели она еще не покорится,
   680          Польется ваша кровь, сей городъ разорится,
             Не нужно будетъ вамъ Россiянъ ожидать,
             Одинъ дерзну огню и смерти васъ предать.
             Безстрашно на коня, вщая то, садился,
             Щитомъ хребетъ покрывъ, за стны удалился;
   685          Не вдалъ въ т часы нещастный Аскалонъ,
             Что съ палицей своей и жизнь теряетъ онъ.
             Гирея заключивъ во мрачную темницу,
             Сагрунъ спшилъ разить перунами Царицу…
             Въ какомъ отчаянь находитъ онъ ее?
   690          Уже плачевна всть достигла до нее:
             Вщаютъ, будто бы Цариц ослпленной
             Явился сквозь туманъ Османъ окровавленной;
             Струей изъ ранъ его кровь черная лилась,
             На сердц, на чел, ручьями запеклась;
   695          Трепещущiй онъ рекъ: Погибъ я Асталономъ!
             Преобратился въ дымъ, и вдругъ изчезъ со стономъ.
             Какъ втвь отторженна ударомъ громовымъ,
             Сумбека зрлищемъ была сраженна симъ.
             Сагрунъ со трепетомъ къ одру ея приходитъ,
   700          И на безпамятну веселый взоръ возводитъ.
             Такъ смотритъ радостно на горлицу стрлокъ,
             Пронзенну въ облакахъ, трепещущу у ногъ.
             Есть нкiй зврскiй духъ у злаго человка.
             Когобъ не тронула нещастная Сумбека?
   705          Какъ розы сорванной увядшiя красы,
             Полуумершiй взоръ, разтрепанны власы,
             Подъемлющася грудь, тяжелое вздыханье,
             Являютъ страждущу при самомъ издыхань:
             Уже отъ глазъ ея небесный крылся свтъ;
   710          Но ей Сагрунъ еще готовилъ злый совтъ;
             Онъ рекъ. И такъ ты жизнь кончаешь безъ отмщенья,
             Сего послдняго нещастнымъ утшенья?
             Оставь тоску и стонъ, Царица! укрпись,
             За смерть Османову къ возмездiю склонись;
   715          Се тнь его стоитъ въ крови передъ тобою!
             Симъ словомъ злый Сагрунъ, какъ громкою трубою,
             Лишенну памяти Царицу возбудилъ;
             Совты онъ свои и страхи подтвердилъ…
             Открывъ печальный взоръ, Сумбека замолчала;
   720          Но силы вдругъ собравъ, терзая грудь вскричала:
             Ахъ! нужно ли мн то, что рушится Казань,
             Когда ужасна смерть взяла Османа въ дань!
             Мн нтъ пристанища теперь въ противномъ свт;
             Сагругъ! ты ядъ скрывалъ въ неискреннемъ совт;
   725          Да будутъ прокляты минуты и мста,
             Гд въ первый разъ твои отверзлися уста,
             Отверзлися моей души ко погубленью;
             Почто давалъ ты видъ прiятный преступленью?
             Измнницей бы я Алею не была,
   730          И въ сладкой тишин спокойны дни вела;
             Теперь престолъ, и честь, и славу я теряю;
             Уже Османа нтъ!… Почто не умираю?
             Вщая т слова, изторгнула кинжалъ;
             Но вдругъ Сумбекинъ сынъ въ чертогъ ея вбжалъ,
   735          Сей отрокъ плачущiй, ея познавый муки,
             Бросается къ ногамъ, ея цлуетъ руки,
             Припалъ на грудь ея; ркою слезы льетъ;
             Увы! не умирай! рыдая вопiетъ;
             Не оставляй меня нещастнымъ сиротою!…
   740          Сумбека тронулась невинностiю тою;
             Ей кажется въ лиц сыновнемъ Сафгирей;
             Послдня зрится втвь Казанскихъ въ немъ Царей;
             И сердце у нее разторглося на части,
             Возопiяла кровь, умолкли вредны страсти;
   745          Кинжала удержать руками не могла,
             Простерла ихъ стеня, и сына обняла;
             Ланиты токомъ слезъ смоченны лобызала;
             Живи, мой сынъ, живи! и мсти врагу! сказала;
             Рчей не докончавъ, безмолвна и блдна,
   750          Поверглась на одр безъ памяти она….
             Младенецъ онмлъ. Сагрунъ свирпый льстится,
             Что жизнь Сумбек вновь уже не возвратится;
             Онъ помыслы свои внчанными считалъ,
             И паче яростенъ, и дерзновенень сталъ;
   755          Ко предстоящимъ рекъ, которыхъ грусть терзала:
             Вы слышали, что намъ Сумбека приказала;
             Она велла мстить злодямъ и врагамъ,
             Услугу я мою явлю и ей, и вамъ;
             Погибнетъ Асталонъ!… Отторгся съ грознымъ словомъ,
   760          Смятенiе нося въ лиц своемъ суровомъ,
             Гд палицу свою оставилъ Асталонъ,
             Пришелъ на торжище, къ толп народа онъ.
             Сiе оружiе имъ ужасъ наводило,
             Почтенiе и страхъ въ сердцахъ производило;
   765          Взирая на него, какъ будто на перунъ,
             У робкой черни страхъ отнять хотлъ Сагрунъ;
             О други! онъ вскричалъ, отъ бдства градъ избавимъ;
             У Асталона силъ въ сей палиц убавимъ,
             И намъ грозящую судьбину устрашимъ;
   770          Тогда отмстить за плачь Сумбекинъ поспшимъ:
             Она отъ ужаса и скорби умираетъ.
             Съ симъ словомъ палицу чеканомъ ударяетъ;
             Народъ ее разитъ, взирая на сiе;
             Незапно страшный громъ ударилъ изъ нее.
   775                    Увидя палицу огнями сокрушенну,
             Къ свирпству обратилъ онъ душу развращенну….
             Се первый нашъ успхъ! Казанцамъ возопилъ,
             О естьлибъ сей рукой я варвара убилъ!
             Коль видть плнницей Царицу не хотите,
   780          Друзья! и за себя, и за нея отмстите;
             Въ шатр своемъ лежитъ свирпый Асталонъ,
             И члены у него во узахъ держитъ сонъ;
             Сумбек, городу, отечеству радя,
             Пойдемъ, и умертвимъ тщеславнаго злодя!
   785          За стны градскiя, вщая то, грядетъ,
             Онъ дватцать воиновъ съ собой въ ночи ведетъ.
             Тогда небесный сводъ звздами украшался,
             Сагрунъ уже къ шатру съ дружиной приближался.
             Ко стану древнему, гд спалъ нещастный Ризъ,
   790          Подобно шествовалъ во тм нощной Улиссъ.
             Казалося, Сагрунъ свой ликъ преображаетъ,
             Поникнувъ, во трав на чрево упадаетъ,
             Какъ хищная змiя, землею онъ ползетъ;
             Но сердце у него и страхъ и злость грызетъ.
   795          Онъ входитъ, и грядетъ къ одру стопой дрожащей,
             На коемъ возлежалъ безпечно рыцарь спящей,
             Сагрунъ успхами злодйскiй духъ маня,
             Чеканомъ поразить хотлъ сперва коня,
             Дабы послднихъ средствъ герою не оставить,
   800          Коль бгствомъ онъ себя подумаетъ избавить;
             Но видя при лун блистающiй кинжалъ,
             Броздами загремлъ строптивый конь, заржалъ.
             Мгновенно Асталонъ, какъ аспидъ, пробудился;
             Вскочилъ, заскрежеталъ, за острый мечь схватился;
   805          Но мечь его Сагрунъ уже въ рукахъ имлъ,
             Смутился Асталонъ, и на коня взлетлъ,
             Бронями зашумлъ, какъ втвистое древо.
             Сагрунъ разя его, коня ударилъ въ чрево,
             Который бгъ къ брегамъ Казанскимъ обратилъ;
   810          Но рыцарь за власы противника схватилъ,
             И буйнаго коня сдержать не въ силахъ бол,
             Летлъ, какъ молнiя, на немъ къ рк чрезъ поле.
             Конь вихрю бурному подобенъ въ бг былъ:
             Крутился, ржалъ, пыхтлъ, ногами воздухъ билъ;
   815          И се въ полночный часъ недремлющая злоба,
             Въ лиц Османовомъ воставъ изъ хладна гроба,
             Касаясь облаковъ, во слдъ врагу текла,
             И пламеннымъ бичемъ въ струи коня гнала:
             Прiявъ ихъ всхъ на дно, Казанка зашумла.
   820          Такой конецъ вражда и наглость возъимла!

                       Казанцы грознымъ то предвстiемъ почли.
             Въ то время въ градъ Послы Россiйскiе пришли,
             Нехитрыя слова народу предлагали;
             Лукавствомъ въ оный вкъ еще пренебрегали!
   825          Равняя съ бурными спокойства тихи дни,
             Казанцамъ вчный миръ представили они.

                       Отъ мира мы не прочь, Казанцы отвчали;
             Виновны, что по днесь о мир мы молчали;
             Но просимъ у Царя для точной мысли сей,
   830          Не года, мсяца, но трехъ мы просимъ дней.
             Узнавъ, что ихъ Князья Россiи покорились,
             Т волки агнцами на время притворились;
             Но мира, иль войны понудимы желать,
             Условились къ Царю Сумбеку въ плнъ послать;
   835          Всю винность на нее и злобу обратили;
             Пронырствомъ таковымъ ядъ черный позлатили;
             Смиренья видъ придавъ недружескимъ дламъ,
             Отвтъ свой принесли на третiй день Посламъ,
             Лишенны совсти, они клянутся Богомъ,
   840          Что врности къ Царю, Царицу шлютъ залогомъ,
             И данниками быть Россiянамъ хотятъ.

                       Но, ахъ! какiя мн то Музы возвстятъ,
             Какой былъ стонъ, тоска, коликое рыданье,
             Когда услышала Сумбека о изгнань?
   845          Печаль ея вщать мн силъ недостаетъ;
             Помедлимъ!… я стеню… перо изъ рукъ падетъ.