Вдруг видят плачущу царицу, к ним входящу, Младенца своего в объятиях держащу; Казалося, от глаз ее скрывался свет Или сама печаль в лице ее грядет. Тоски она несла, в чертах изображении, И руки хладные ко персям приложении. Толь смутной иногда является луна, Когда туманами объемлется она, С печальной томностью лице к земле склоняет. И вид блистательный на бледный пременяет. Пришла и, на царя взглянув, взрыдала вдруг, Скрепилась и рекла: ты едешь, мой супруг! Ты жизнь твою ценой великою не ставишь. . . . . . . . . . . . О царь мой! о супруг! имей ты жалость с нами, Не отделись от нас обширными странами, Военным бедствиям не подвергай себя; Иль храбрых в царстве нет вельможей у тебя? На что отваживать тебе непринужденно Для россов здравие твое не оцененно? Храни его для всех, для сына, для меня! Останься, я молю, у ног твоих стеня. Когда же лютый сей поход уже положен И в брань итти отказ монарху невозможен, Так пусть единою мы правимся судьбой; И сына и меня возьми, мой царь, с тобой! С тобою будет труд спокойства мне дороже; Я камни и пески почту за брачно ложе. Возьми с собою нас!.. Как кедр с различных стран Колеблем ветрами, был движим Иоанн; Но в мыслях пребыл тверд… Царю во умиленье Представилось у всех на лицах сожаленье; Слез токи у бояр реками потекли; Останься, государь! — Царю они рекли. Усердьем тронутый и нежными слезами, Заплаканными сам воззрел царь к ним глазами; Супругу верную, подняв, облобызал; . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Скончавшу таковы монарху словеса, Казалось, новый свет излили небеса; Царица лишь одна, объемлющая сына, Как солнце зрелася в затмении едина.Песн. II, ст. 322 и след.
Тут вбегает гонец из Свияжска и рассказывает об измене Алея; чем же кончилась сия печальная сцена — неизвестно. Супруга Иоаннова по сему описанию есть не что иное, как обыкновенная женщина, со слабостями своего пола. Трудно представить себе положение Иоанна в то время, когда супруга его, стоя на коленях, декламирует длинную свою речь. Чтобы произнести десять стихов, потребно более минуты времени; неужели же Иоанн во все это время спокойно смотрел на свою супругу и не прежде поднял ее, как у бояр потекли слезы и
Останься, государь! — Царю они рекли.Если бы это место было в трагедии, самые искусные актеры едва ли бы могли представить его с надлежащею точностию. Притом же человеку, в ужасную горесть погруженному, многословие не совместно: душа бывает тогда в таком сильном волнении, что мы и несколько слов с трудом произносить можем; напротив того, супруга Иоаннова употребляет здесь риторические фигуры и искусственные обороты речи.
Кажется, Херасков хотел всех магометан представить образцами добродетели: Гирей теряет зрение, оплакивая смерть друга своего Алея. Не понимаю, с какой целию, поэт вложил в уста его:
Сумбека! зри теперь, и зрите, христиане, Какие могут быть друзья магометане.Песн. X, ст. 401 и 402.