Читаем Собрание писем полностью

Гусь, когда бывает что-либо не по нем, поднимает крылья и кричит: «кага! каго!» Так и горделивый, если имеет в своем кружке какое-либо значение, часто возвышает голос, кричит, спорит, возражает, настаивает на своем мнении. Если же недугующий гордостию в обстановке своей не имеет никакого веса и значения, то от внутренняго гнева шипит на, других, как гусыня, сидящая на яйцах, и кого может кусать, кусает.

Начал я писать это объяснение для сестер N общины, а потом подумал, что оно пригодно будет и для прочих. Потому что все мы сплошь да рядом больше или меньше недугуем тщеславием и горделивостию. А ничто так не препятствует успеху в духовной жизни, как эти страсти. Где бывает возмущение, или несогласие, или раздор, если разсмотреть внимательно, то окажется, что большею частою виною сего бывают славолюбие и горделивость. Почему апостол Павел и заповедует, глаголя: не бываем тщеславни, друг друга раздражающе, друг другу завидяще (Посл. к Гал. 5, 26). Зависть и ненависть, гнев и памятозлобие общия исчадия тщеславия и гордости. Преподобный Макарий Египетский обозначает и самую цепь, как страсти эти одна с другою сцеплены и одна другую рождает. Он пишет в книге «Семь слов»: ненависть от гнева, гнев от гордости, а гордость от самолюбия (слово 1, гл. 8). А Господь во Евангелии прямо объявляет, что и доброе творящие ради славы и похвалы восприемлют здесь мзду свою. Также и с гордостию и осуждением других добродетель проходящие, отвержены бывают Богом, как показывает евангельская притча о мытаре и фарисее. А блаженное смирение, как сказано в той же притче, и неисправных и грешных оправдывает пред Богом.

Вот к какому объяснению подали повод гусь лапчатый и утка рябчатая. Но не вотще Православная Церковь, перечисляя творения Божия одушевленныя и неодушевленныя, многократно повторяет Господу песнь: «вся премудростию сотворил еси».

Богу нашему слава, честь и поклонение: Отцу, и Сыну и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

<p>158. Беседа о Слове Божием плохо вяжется, как толки со слепым о цвете</p>

…О себе скажу, что милостию Божиею, за молитвы молящихся о мне грешном, жив есмь, а о немощах своих и не знаю как и сказать вам. По утрам бывает тяжело, а потом опять как бы размаешься, только всегда толкую до усталости с приходящими чадами и чадцами. Но как-то плохо вяжется у нас Слово Божие; толкуем, толкуем, а плохо понимаем, подобно слепому, которому толковали о белом цвете. Слыша о нем, слепой спрашивал: какой это белый цвет, на что он похож? Слепому отвечали: белый цвет как белый заяц. Слепой спрашивал: что ж? Он такой же пушистый? Нет! отвечали, белый цвет, как белая мука! А слепой говорит: что ж! он такой же мягкий и разсыпчатый? Нет! говорят слепому: белый цвет, как снег белый. Что ж? он такой же холодный? Нет! возражали слепому, белый цвет, как чистый белый творог. Что ж? он такой же сырой?

Толковали, толковали с слепым; а до настоящего толка недотолковались. Так часто бывает и с нами. Толкуем, толкуем, а до настоящаго смысла не доберешься; или плохо понимаем, или нетвердо принимаем, или судим о вещах духовных по земному и житейскому, а не по Евангельскому учению. Царствие Небесное желаем наследовать и с Христом быти, а потрудитися и пострадати о Христе не произволяем. От них же первый есмь аз. О вещах великих и высоких всем толкую и всех учу, сам же и перстом двинуть не хочу. Горе мне грешному! Помолись о мне, сестра и мати, да не в суд и не в тяготу будет мне бездельное сие учение мое других. Тесно мне отвсюду. Уклонился бы, да не знаю и недоумеваю как. Приезжающие и приходящие не прекращаются и со скорбию докучают. А с другой стороны, угрожает и опасность неключимаго раба, скрывшаго талант слова в земле нерадения.

Знаю, боголюбивая сестра, что и ты охотно бы уклонилась от бремени настоятельства и скрылась бы в безмолвие, внимать себе и своему спасению. Но что же будет без тебя с сестрами юными и неопытными, собравшимися в N общине, для спасения душ своих? Поэтому потерпи, сестра, и потрудись о Господе, нося немощи и тяготы немоществующих, да некогда и сии милостию и помощию Божиею укрепятся и приидут в силу духовную, чтобы чрез то могла ты во время оно рещи Господеви: се аз и чада моя, яже ми еси дал.

<p>159. Совет о постройке зданий и напоминание притчи о гусях и утках</p>

…Прежде забыл писать тебе, что видел ваши кирпичи. Один привезен был мне на показ вашими N путешественницами. Кирпичи хороши по отделке и выгодны будут по величине. В вашей стороне выгоднее производить кирпичныя постройки, нежели деревянныя. Да они и прочнее и дольше простоят; только при постройке нужно подниматься от земли повыше, а иначе будет жилье или сыро и холодно, или угарно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература