Собрание коротких и необычайных историй

И только через несколько месяцев после возвращения, в одну нескончаемую ночь, я начал ощущать некое смутное сомнение: а вдруг я не такой уж хороший художник? Я знакомился — без особого интереса — с другими живописцами, глядел с презрением на чужие картины. Но теперь меня внезапно обуяло внутреннее волнение. Уязвленный, оскорбленный этим недоверием к себе, я решил представить все мои создания взору публики. Ведь и Учитель позволил мне это при расставании. Итак, я выставил мои картины. Итог был таков: кто-то сказал, что живопись моя непонятна, а большинство сочло ее банальной. Я скоро и сам понял, что она ничего не стоит, что я не художник и никогда им не был. Я написал Учителю раз, другой — но так и не получил известий о нем.

Безутешный, бродил я по моему дому, день за днем, словно дитя, словно узник. Блуждал бесцельно по просторным залам, широким коридорам. Кто-то из домашних спросил однажды, не хочу ли я посетить комнату, стены которой из-за байки, услышанной случайно, мы взломали однажды ночью. На стене склепа, в самом дальнем закоулке древнего дома, повесили, из суеверия или по неведению, портрет, который, как объяснил уж не помню кто, изображал епископа, погребенного в нише. Портрет нашли, как мне было объявлено, вскоре после моего отъезда.

Спустилась ночь, когда я отправился посмотреть картину, и пришлось захватить фонарь. Помню, я поднял его высоко перед грубой стеной и портрет осветился весь целиком. И словно вернулась затерянная в памяти сцена: я увидел то же золотое облачение, ту же высокую митру. Но на холсте все представало, словно в насмешку, более реальным. И тогда я вгляделся в то, чего не мог припомнить, чего не видал, и только в этот миг обнаружил, что у епископа лицо моего Учителя, что он и есть мой Учитель.

Марсиаль Тамайо (Буэнос-Айрес, июль 1953 года)

Высшая мука

Демоны рассказали мне, что существует ад для возвышенных душ и для педантов. Их оставляют в нескончаемом дворце, почти пустом, без окон. Грешники обегают его весь, будто бы что-то ищут, а потом, известное дело, начинают болтать, что, мол, страшнейшая мука — не участвовать в созерцании Бога, что нравственная боль ощущается живее телесной и так далее и тому подобное. Тогда демоны низвергают их в огненное море, откуда исхода нет.

Лже-Сведенборг. «Видения» (1773)[66]

Теология

Как вам известно, я много путешествовал. Это позволило мне убедиться в том, что путешествие всегда более или менее призрачно, что нет ничего нового под солнцем, что все и везде одно и то же и так далее, но, парадоксальным образом, также и в том, что отчаиваться не стоит — встречаются вещи новые и удивительные; по правде говоря, мир неисчерпаем. В подтверждение моих слов достаточно вспомнить странное верование, какое я обнаружил в Малой Азии, среди народа пастухов, покрытых овечьими шкурами, — наследников древнего царства Волхвов. Эти люди веруют в сон. «В тот самый миг, как ты засыпаешь, — объяснили они мне, — судя по тому, каковы были твои поступки в течение дня, ты отправляешься на небеса или в ад». Если бы кто-то возразил: «Я никогда не видел, чтобы спящий человек исчез; согласно моему опыту, он лежит себе на месте, покуда кто-нибудь не разбудит его», — они бы ответили: «Упорствуя в неверии, ты забываешь свои собственные ночи — кому неведомы сны и приятные, и устрашающие? — и путаешь сон со смертью. Всякий может убедиться, что для спящего существует иная жизнь; другое дело мертвецы — они остаются здесь, превращаясь в прах».

А. Гарро. «Весь мир» (Олорон-Сент-Мари, 1918)[67]

Магнит [68]