Как уныло пьется настой ромашки,Так тоскливо — будто сама ромашкаПьет свою кровь в саду глухом на закате,Так печально — как если бы я лежалаГлубоко во чреве Летнего садаРядом с плавающею авиабомбой,И внутри можно маслом зерна разлиться,И мы с нею взорвемся в конце квартала.О если я могла бы играть на флейте —Кажется, лучшего и не надо!Хорошо бы в метро за медяк случайный,Как Орфей, выходящий один из ада.Тополь молит за всю Украину.А ведь прав был по-своему и Мазепа,И Матрена, кстати, его любила:Ой ты кветочек мой рожаненький!Мелитополь, как жаркая дверца топки,За которой угольная бездна юга,Где роятся москиты и бродят мавры.Может, я уже не церковь, раз мне церкви не снятся,Каменные пчелы внутри роятся.Русский медведь плачет в берлоге,А когда повернется — хруст костей раздается,Да и сам он жрет свои кости.Рус затравленный, урсус!Скоро тебя поведут — куда не захочешь,На майдане цепью повяжут,Плеткою исколотят — плюшевый мой, лесной!Скобелев вылетает, белый конь, а с ним и солдаты,И бегут, закрыв глаза, раскосые орды.Скатерть-самобранка белой СибириЗацепилась за саблю и несется куда-то.Много крови пролили очи родителев наших,А мы уж не плачем — рождаемся сразу старше,Белой пеной исходят наши глаза.Народ, засыпая, утыкается в бок народу,И, как замерзающую пловчиху,Гонят полночь на запад часовые пояса.Моя жизнь истаяла в каменном яйце,На петербургском камне осела, на высоком крыльце,И, умирая, я прячу в рукав эфираКарманное неровное зеркальце мира,Ломаются черные пчелы и падают мне на висок,Голову медведя несут под землю, а лапы волокут на восток,Всхлипывая, он ложится спать в черном яйце,И неловкая каменная лира, утешая, поет при его конце.