При выполнении двух швейцарских заказов все прошло как по маслу, потому что у него было время на подготовку. Но повторный визит в квартиру Залевски оказался ошибкой. Напрасно он согласился. Поляк видел его лицо. Возможно, следовало от него избавиться. Но Борджиа взял себе за правило никогда не убирать клиента, за которого ему не заплатили. Он дорожил своей репутацией. Борджиа всегда избегал сопутствующих потерь. Потому-то его услуги и стоили так дорого. Он работал чисто.
Ожидание продлилось несколько долгих минут, пока к подъезду не подошла женщина лет пятидесяти. Он воспользовался этой возможностью, подошел к порогу и в последний момент просунул внутрь свою трость, чтобы дверь не захлопнулась. Дождавшись, когда стихнут шаги женщины, Борджиа проскользнул в вестибюль.
Там он постоял еще несколько минут, чтобы убедиться, что он действительно один, и направился к лестнице. Посмотрел вверх. Никого не видно. Стараясь не шуметь, он поднялся по ступенькам.
Мари Линч жила в двухкомнатной квартире на третьем этаже. Он надеялся, что застанет ее дома и что она не перебралась в отцовскую квартиру неподалеку, на улице Монж, за которой, возможно, следила полиция.
Он все же успел кое-что разузнать о своей жертве. Ей двадцать восемь лет, она пытается пробиться в актрисы, но пока получала роли только в короткометражках да в любительских спектаклях. У нее есть блог в интернете, в котором она подробно описывает свои финансовые трудности, попытки подработать официанткой, загулы, вечеринки с выпивкой в компании подруг, любовные разочарования и победы — одними она гордилась, других стыдилась. Там же он ознакомился с ее фотографиями во всех видах и сделал это не без удовольствия — фигурка у нее что надо… Благодаря многочисленным блогам и социальным сетям добывать информацию о личной жизни клиентов становилось все легче, а иногда таким образом он узнавал даже больше, чем через обычные каналы.
Борджиа поднялся на третий этаж и нашел имя Мари Линч над звонком одной из квартир. Не торопясь, он натянул кожаные перчатки и открутил от своей трости серебряный набалдашник, в котором была спрятана резиновая груша. Из нее он выдавил на левую ладонь несколько капель липкой жидкости и осторожно закрутил набалдашник. Потом позвонил в дверь.
Тишина. Он позвонил снова. По-прежнему тихо. Он поморщился. Хорошо бы покончить с этим прямо сейчас. Устранить молодую женщину, убраться из Европы и где-нибудь переждать. Но выбора у него нет. Что ж, он проникнет в квартиру и дождется возвращения Мари Ланч.
Он будет терпелив. Рано или поздно она придет домой.
40
День клонился к закату, когда Ари постучал в высокую железную дверь ангара на востоке Женевы. Ирис позаботилась обо всем: забронировала ему билет на ближайший поезд и даже заказала такси. Она помогала ему с поразительным рвением. Возможно, таким образом хотела извиниться перед ним за свою недавнюю резкость. Или же Ари недооценивал то значение, которое Ирис придавала успешному завершению этого расследования.
Когда Маккензи позвонил Антуану Мани, тот поначалу был с ним не слишком любезен: заявив, что уже обо всем рассказал полиции, он попросту бросил трубку. Но, как оказалось, он определил номер и спустя полчаса совершенно неожиданно перезвонил Ари из телефонной будки. «Не пытайтесь звонить мне домой. Я уверен, что мой телефон прослушивается. Кажется, я знаю, почему убили мою жену». Художник, доведенный до отчаяния бездействием швейцарской полиции и опасавшийся за свою жизнь, предложил Ари встретиться в этом мрачном ангаре на востоке Женевы.
Аналитик размышлял, что же такое он сейчас узнает. Пока он не представлял себе, что может связывать эти убийства с тетрадями Виллара, и тем более не понимал, какое отношение к произошедшему имеет Доктор.
Хотя, несомненно, какая-то связь между тетрадями Виллара и подземным миром, мифами о полой Земле существует… Не потому ли в эту темную историю оказались втянуты и геологи? Пока еще рано что-то утверждать, но Маккензи наделся, что Мани подскажет ему, в каком направлении следует вести поиски.
— Вы Маккензи? — спросил Мани, слегка отодвинув тяжелую дверь.
Лампа, прикрепленная к металлическому фасаду, осветила лицо художника. Ему было под шестьдесят. Высокий, крепкий, Мани обладал несомненной харизмой: от него исходила какая-то отеческая уверенность. Глубокие синие глаза, вьющиеся седые волосы, одет в длинный помятый льняной пиджак, просторные брюки и сандалии. Судя по кругам вокруг глаз и щетине, нервы у него были на пределе, он выглядел измученным, а главное, подавленным смертью жены.
— Да. Извините за поздний визит…
— Не важно. Спасибо, что согласились подъехать сюда. Входите скорее.
Ари вошел в полутемный ангар. Антуан Мани тут же с оглушительным грохотом захлопнул железную дверь.
— Это склад одного моего друга-галериста, — объяснил он, ведя Ари на другой конец ангара. — Я не хотел разговаривать с вами у себя дома. За мной следят. Не знаю, полиция или те гады, которые убили мою жену, но уверен: за мной следят.